Черный лев
Шрифт:
– Я не буду тащить чемодан! – раздраженно произнес незнакомый голос.
– Нет, будешь! – ответил ему другой.
– Почему всегда я?!
– Потому что из нас ты самый сильный! Франц должен хоть раз в жизни это попробовать! Белый медведь все же наш родственник, хоть и дальний! Вот увидишь мы перестанем слышать его печальные вздохи! Нужно поговорить с ним, чтобы он прекратил орать по ночам – иначе я откушу ему ухо!
Сначала
– А ну, тащи чемодан! – раздался первый голос.
– Сам тащи! – ответил второй.
Я крутила головой во все стороны, но никого так и не увидела. Между тем странная беседа продолжалась.
– У меня нет сил! Я могу умереть! И знай, именно ты будешь в этом виноват!
– А ты спи по ночам!
– Не могу! Он постоянно орет!
И как бы в подтверждение этих слов с берегов Гренландии послышалось затяжное медвежье рычание.
– Франц грустит от тоски по дому: о льдинах, о северном сиянии, о белой медведихе Фризольтине!
Вдруг из темноты на лунную дорожку вышли вомбаты.
«Я слышу и понимаю разговор животных!» – осенило меня.
Восхитительно! Я вскочила с кресла и высунулась за перила балкона. Один из вомбатов держал за ручку чемоданчик – это было уже совсем удивительно, – а другой, громко фыркая, подгонял брата.
– Где причал, Рукас? – скомандовал один из вомбатов.
– Там, Крутас! – второй показал в конец эвкалиптовой аллеи.
В Европе найдем бурых медведей Емелю и Юшку. У них передохнем, как-никак родственники. С утра рванем до Северной Америки, там и до Гренландии рукой подать! Через пару дней вернемся, точно никуда и не уезжали.
Вомбаты неспешно удалялись от дома. Рукас волочил за собой тяжелый багаж, направляясь в сторону подвесных мостиков Малазийских и Индонезийских островов. Следом за ним с довольным видом шествовал Крутас.
Простите мою рассеянность, забыла рассказать о самом главном. Наш дом примыкал к Австралии, и со дня переезда вся жизнь наполнилась австралийской дивностью. Никуда не торопясь, я наблюдала за причудливыми животными и удивительными растениями. Широкая душистая аллея эвкалиптов тянулась от причала, куда прибывал паром с путешественниками.
– Вы не находите, что ночью листья эвкалипта не так свежи, как утром? – услышала я робкий голос возле самого уха.
На могучем эвкалипте сидела голубоглазая коала, совсем юная и невероятно милая. Все называли ее Крошка Фи.
К этому времени многих животных я уже знала по именам.
– Вы ко мне обращаетесь?
– Конечно, а к кому же еще? Кроме вас, здесь больше никого нет, – ответила коала и потянулась за новым сочным листком эвкалипта:
– Вот, попробуйте!
Небрежно выпустив из своих маленьких когтистых лапок тугой лист, она наблюдала, как, плавно покачиваясь на ветру, тот поплыл по воздуху на балкон.
Подпрыгнув и легко поймав зеленую лодочку, я вдохнула в себя освежающий запах австралийского дерева и прикусила край листа.
– Ну как? – спросила коала.
– Ночные листья, ничем не отличаются от утренних, – заключила я, с трудом пытаясь проглотить оставшуюся часть угощения.
– Значит, я ошиблась?! – воскликнула гостья. В ее глазах засверкали озорные искорки. – А вы хорошо распробовали? Могу нарвать еще листьев!
– Нет-нет, распробовала так, что лучше не бывает… Листья не могут менять вкус в зависимости от времени суток – так же, как вода, бананы или манго… Понимаете меня?
– Прекрасно понимаю.
Наш светский разговор прервал басистый рык белого медведя с острова Гренландия.
– Франц тоскует, – пояснила коала.
– Скучает по родным берегам… и Фризольтине.
– Да тише вы! – пронзительно взвизгнули снизу.
Крошка Фи выронила листочки эвкалипта. Сгорая от любопытства, я свесила голову вниз с балкона и вкрадчиво спросила:
– Кто там?
– Ха! Это я, Мэрмэлла! – ответил резкий недовольный голос.
Беседа разбудила австралийского страуса эму, заснувшего недалеко от дома, за травяным деревом. Птица не спешила появляться – ее вполне устраивало скромное зеленое закулисье.
– Что вы так удивленно на меня смотрите? – высокомерно добавило травяное дерево.
Наконец Мэрмэлла нехотя появилась. Высокая птица, обернутая в поблекшее от времени боа, поздоровалась.
– Здравствуйте, – ответила я. – Мне кажется, мы с вами знакомы.
Мэрмэлла помогала знаменитому фокуснику в театре иллюзий, и мы с родителями часто видели ее выступления.
– Ха! – встрепенулась птица, и в разные стороны полетели перья, словно падающие с дерева листья. – Были времена, когда мне аплодировали стоя! – вздохнув, она смахнула скупую слезу. – А теперь… Как печальна участь большой звезды!
Несмотря на мутные от слез глаза, Мэрмэлла ловко поймала клювом пролетавшего мимо белого ночного мотылька.
С материка Америки послышался громкий заразительный смех. Мы переглянулись.
– Хорьки, – пояснила звезда иллюзий, скинув с себя еще немного тускло-серых перьев.
– Добрые ребята, – добавила коала. Ее глаза засияли, когда эти проворные зверята с узкими мордочками затянули долгую песню под гитару.
За каменной оградой, отделяющей городской заповедник от улиц шумного города, в окне соседнего дома кто-то зажег ночник. Его отблеск, отливаясь шафрановым светом на листве эвкалипта, напомнил о скорой осени.