Черный меч царя Кощея
Шрифт:
А заставить чародейским заклинанием главу нашего экспертного отдела целовать Кощея Бессмертного в дёсны — да ещё и по мордасам ему потом дать не смей?! Короче, я её понимаю. Это всё равно будет временное перемирие, потом он отвернётся, и она его сзади, в прыжке, костяной ногой по кумполу одним ударом за всё…
— Итак, прошу всего минуту тишины. Я уложусь, обещаю. Дорогие девушки, не надо больше никого бить. Ваш транспорт ждёт у входа. Садимся, греемся, отправляемся в родное Лукошкино. Я буду следом. Не волнуйтесь, обязательно
— А если тебя убьют?..
— Не надо слёз! Ставлю вопрос иначе, я хоть раз говорил тебе: не волнуйся, меня не убьют, а на самом деле меня убивали?
— Нет, — путаясь в моей простенькой казуистике, признала Олёна. — Милый, вот ты когда говоришь такое, вроде бы всё верно, но теперь мне самой хочется тебя убить.
— Давай ты сделаешь это дома, наедине, под одеялом, — тихо предложил я, и она радостно закивала.
Отлично, теперь Яга.
— Бабуль, а вы чего упёрлись? Вам-то какой смысл тут торчать? У вас по лесу избушка бесхозная бродит, кот столько дней не кормленный. Похудеет же!
— Делов-то, — фыркнула Баба-яга, пытаясь просверлить взглядом в лысом интригане две пылающие дырки. — Съезжу, поймаю, покормлю и рысью сюда за праведной местью!
— Договорились.
— Ой ли?! А ты, часом, не дуришь меня, старую?
— Нарываетесь на комплимент? — догадался я. — Какая ж вы старая, теперь вы вон какая молоденькая краса-девица! Как там гражданин Бессмертный говорил про очи, тело и груди… кхм. В общем, хотите мстить — приезжайте с утра и мстите себе на здоровье! Я не буду стоять на пути вашего счастья…
— А мой суженый где? — вдруг подала голосок доселе молчавшая Маняша.
— По лесу в облике волка территорию метит, пьянучи-ий… — вынужденно признался я. — Если, конечно, вы о Мите Лобове спрашивали.
— Уже не уверена, — крепко задумалась кузнецова дочь.
— Ну, раз вопросов больше ни у кого нет, встаём, строимся и дружненько, походкой от бедра, дефилируем по коридору на Емелину печь.
— Погодь, милый, ты же вроде говорил, что вы с Митей тут останетесь, — шепнула на ухо моя Олёна. — А теперь говоришь, что он по лесу бегает?
— Это только для Маняши.
— А-а, понятно. Мужские секреты?
— Именно.
Она коснулась губами моей щеки и, развернувшись, подмигнула остальным. К моему (да и Кощееву) удивлению, ей подчинились все (даже Василиса), без споров, выкриков и слёз направившись на выход.
— Ушли девки? — зачем-то переспросил гражданин Бессмертный, пальцами выпрямляя погнутый стальной нагрудник и пытаясь покрасивее надеть корону. — Отдавай иголку, участковый, я своё слово сдержал!
— Вы пытались меня задушить.
— Ну и что с того? Я ить злодей как-никак, мне гадости да измены творить по чину положено. А тебе ни-зя-а-а!
— Зачем вам вообще всё это понадобилось? — спросил я, пока мы мирно
— Змей мне и друг, и враг давний, — не спеша начал Кощей. — Было времечко, мы с ним такие дела проворачивали, любо-дорого вспомнить…
— Да неужели?
— О пожаре в Александрийской библиотеке слыхал? — пустился загибать пальцы хозяин Лысой горы. — Энто мы с фон Дракхеном крепко напились тогда, решили книжки почитать, интеллектуальной пищи захотелося, ну у него отрыжка и пошла. А как Рим сгорел, знаешь? Людишки учёные до сих пор царя ихнего подозревают, Нерона. Так на деле это просто Змей Горыныч пиццу с морской солью винищем местным запивал, да и не сдержался. Хе-хе, про всякие городки европейские вообще молчу, мы ж гуляли в те годы от Праги до Парижу, от Вены до Мадрида, и везде, везде после нас картины появлялись — рыцарь и дракон!
— Угу, вы ещё скажите, что икона святого Георгия со змеем с вашей парочки писалась.
— Не совсем так, — не стал завираться Кощей. — Однако ж аналогии имеются…
— Ну хорошо, что ещё в пожаре Москвы тысяча восемьсот двенадцатого года не вы виноваты.
— Покуда не я. А когда, говоришь, энто дело будет? — живо заинтересовался наш злодей. — Ежели не помру, дак, может, и поучаствую!
Я мысленно проклял себя за то, что подсунул ему эту идею. Очень надеюсь, что российские историки не врали, и в сожжении Москвы виноват всё-таки Наполеон и наши патриоты, поджигавшие собственные дома, лишь бы они не достались французам. Рассматривать в этом контексте версию мести «отмороженного» Змея фон Дракхена было бы как-то совсем ненаучно…
— То есть вы всё-таки дружили. И что же послужило причиной разлада?
— Да как всегда, погорели на бабах. Ягу молодую поделить не смогли…
— Ого?!
— Ты её сейчас видел? — кривя губы, уточнил Кощей. — Так вот, в те годы она такой же красавицей была. Тока мозгов поменьше. Вот фон Дракхен к ней и подкатывал. То принцем обернётся, то царевичем, а требовал всегда одного: накорми, напои, в баньке выпари да спать уложи. Ну там одеяло подоткни, спокойной ночи пожелай, поцелуй перед сном… Сам понимаешь.
— Понимаю.
— А Яга не далась. Ни мне, ни ему! — до хруста сжал зубы Кощей Бессмертный. — Я, может, от её отказу и баловать начал. До того просто удаль показывал, а потом уж… понеслось под горку, не остановишь, головушка моя бедовая, судьба каторжная…
Мы некоторое время помолчали, думая каждый о своём.
В конце коридора, за забором, показалась печь, на которой расселись все четыре красавицы. Я мысленно попросил доставить их всех в Лукошкино и, к моему шоку, это сработало. Емелина печка пустила лёгкий дымок из трубы, дрогнула, сдала назад и, развернувшись на песке, пошла прямым ходом на нашу столицу.