Черный нал
Шрифт:
А что он с нами возится? Устраивает показательные казни, произносит длинные монологи, теперь привез в Сибирь. Здесь, что ли, революционер? В каком-нибудь скромном доме на улице Ленина?
Наконец появляется Грибанов. Он сияет.
— Все в наилучшем виде. Мероприятие состоится.
— Что, едем устранять кого-нибудь?
— Пока нет. Он сам к нам приедет. Тогда и устраним…
— Нам бы в город выйти. Суточные зачем выдали?
— А именно это мы сейчас и сделаем. Пошли.
Мы долго шатаемся по улочкам, обедаем в ресторане,
— В боевой обстановке единовременно более непозволительно, — объясняет он витиевато.
Грибанов. Одно слово. Мир повидал. Посидел в бункерах. А может, и во дворцах. Теперь вот на старости лет развлекается. То ли переворот готовит, то ли побег.
— Смотрите, какая приятная гостиница… Вид из окон какой. Фонтаны. Тут вот они и будут жить, — объявил Грибанов.
— Кто?
— Делегация. Пойдемте посмотрим, как там и что… В холле дежурному Грибанов называет себя, приходит самый главный администратор, старший администратор, директор, мы идем осматривать банкетный зал, пресс-центр.
— Вот господин Зимин, — показывает на меня Грибанов, — он выступит на, “круглом столе”, текст доклада получите позже. А вот господин Самошкин. Он должен провести семинар. “Круглый стол” в четверг, а семинар в пятницу.
— Очень приятно, — говорит администратор. — Предоплата получена. Все отлично.
— Рейс чартерный в воскресенье, то есть послезавтра. Пресс-конференция в понедельник утром. Я пришлю референта.
Мы со Струевым делаем важный вид, прощаемся.
— Илья Сергеевич или как вас там, что за “круглые столы”?
— А! Я же вам сказать забыл. Возобновление культурных связей с канадцами. Общество канадско-российской дружбы.
— А мы при чем?
— А мы участвуем. Инвестируем. Пошли по городу еще прогуляемся. Неплохой городишко. Хотите, на Байкал съездим. В бухту Песчаную. Или к докладам будете готовиться?
Мы едем в бухту Песчаную. Час туда, час обратно, — час там. Когда еще доведется.
— Ну, отдыхайте, — говорит Грибанов после. — Завтра лететь рано. В пять утра рейс.
— Что, уже возвращаемся? А семинар?
— Да нет, — говорит Грибанов. — В Якутск летим. Были когда в Якутске? А мне довелось. Городишко поганый. Если б не дело, никогда бы туда не полетел. Там вас с одним человечком познакомлю. Очень интересный человечек. И нужный.
Когда мы ночью пробуем открыть дверь нашего “красного уголка”, она оказывается запертой. Струев смотрит из-за занавесок на улицу, там под окнами автомобиль “Нива” и в нем два бойца “невидимого фронта”. Один спит, откинувшись на сиденье, второй книгу читает. Дверь в салон приоткрыта.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спрашивает Струев.
— Большой человек товарищ Грибанов. Или господин. Черт его разберет.
В Якутск мы летим на старом АН-24. Я и не думал, что они еще летают. Летим долго, попадаем в воздушные ямы, поднимаемся на воздушные горы. Где-то после полудня просыпаемся. Кроме Грибанова
— Ну совершенно нечего тут смотреть, — говорит Грибанов. — Вот с палубы парохода совершенно другое дело.
И мы на двух такси едем на речной вокзал. Теплоход, нужный Грибанову, через час.
— Удачно прилетели. Без задержки. А то пришлось бы тут сутки сидеть. И навигация нынче раньше началась, пацаны…
Мы обедаем в ресторане порта, смотрим на реку Лену, и Грибанов выдает нам наркомовские граммы.
— Товарищ командир. Еще бы водочки!
— В боевой обстановке нельзя. Вот потом, на переформировании. В тылу.
Мы занимаем каюты. Всего их пять. Одна пустая. Грибанов выглядит совершенно изумительно. Бизнесмен на отдыхе. Ходит по верхней палубе, поглядывает то на прекрасные берега и водную гладь, то на нас со Струевым. Наступает ночь. Мы плывем куда-то в сторону моря Лаптевых. Там Тикси и Северный Ледовитый океан.
Я уже давно на автопилоте. То, что происходит, утратило какой-либо смысл. События фантастические и редкостные идут своим чередом, как река, стремящаяся к океану. Она несет меня, покачивает, баюкает и, кажется, не хочет возвращать назад, в порт отправки. Принудительной и жестокой.
На утренней пристани, над которой необыкновенное название — “Сангар”, собачка белая, начальники какие-то, а также то, что называется неистребимой человеческой слизью, и один пассажир. Он выделяется из всего транзитно-поселкового народа необъяснимо. Я вижу, как он поднимается на борт судна “Юрий Гагарин” и попадает в объятия Грибанова. Это для него, для нового пассажира, закачена каюта.
Ну вот мы и в сборе, — объявляет руководитель нашей экспедиции.
Вождь наш так расчувствовался, что за завтраком выдает нам по сто пятьдесят граммов армянского коньяка. Буфет на судне богатый. Так бы плыть и плыть на нем, смотреть на берега. Грибанов долго беседует с новым пассажиром, потом приглашает нас в его каюту.
— Этот человек выносил Че Гевару на спине. Звать его Юра. Слабо оказалось господину Амбарцумову достать Юру. Теперь у него есть возможность повторить свой исторический опыт. Эти молодые люди, Юра, с нами. Им тоже досталось от бывшего соратника.
Юре, как и покойному Зотову, лет пятьдесят. Одна порода, одна компания. Юра подробно рассказывает, как почувствовал киллера в Иркутске, где жил на улице Тимирязева, работал водителем автобуса и видел в последнее время нехорошие сны. Убивать Юру хотели в гараже, но убийца этот почему-то Юре не понравился. Шестое чувство. Вечер был, никого в ангаре, тот вошел, спросил про начальника смены, попросил закурить и спокойно достал ствол. Но Юра был готов к такому повороту, вначале выбил чешский пистолет, очень красивый и надежный, потом нож отобрал и посадил этого мужика теменем на острый угол верстака. Затем выехал из города и по аварийному каналу связи, о котором помнил тридцать лет, вышел на Грибанова.