Черный охотник (сборнник)
Шрифт:
— Неужели англичане… действительно такие дурные? — спросил Джимс.
— Да, действительно такие дурные. Уже больше полувека они только и ищут случая перерезать возможно больше французов, французы за этот же период времени пытаются уничтожить побольше англичан. Потому-то многие из нас и начинают обнаруживать признаки утомления от этой кровавой забавы и называют себя не англичанами, а американцами. Это новое незараженное европейской ненавистью имя, которому суждено расти и развиваться. И точно так же многие из породы твоего отца, Джимс, называют себя не французами, а канадцами. Нет возможности сказать, кто виноват во всех этих кровопролитиях и в том, что индейцы, желавшие быть нашими друзьями, были превращены в орудие войны этими двумя верующими в Бога и в дьявола народами — французами и англичанами. Так что, как видишь, мой дорогой мальчик,
В глазах мальчика светились искры внутреннего огня, точно он ясно видел перед собой картину этого далекого будущего. Наконец он спросил:
— А ты, дядя, на какой стороне будешь драться, если случится война? Ты тоже поможешь резать глотки Тонтэра и его народа?
— Кто знает! — вырвалось у Эпсибы, вздрогнувшего от вопроса, поставленного ребром. — Я сотни раз задавал себе этот вопрос, лежа ночью в темном лесу. Драться честно — в этом смысл жизни для меня, но я никогда не буду участвовать в резне и в избиении женщин и детей, — между тем именно в этом будет заключаться война, если мы не образумимся. А потому, Джимс, чтобы ответить на твой вопрос, я скажу тебе следующее: мы должны зорко сторожить тех, кто дорог нам, и если им будет грозить опасность, то защищать их независимо от того, в кого будут попадать наши пули.
Прошла весна, наступило раннее лето, а Эпсиба все еще оставался на ферме Бюлэнов и не обнаруживал тех признаков непоседливости, которые обыкновенно говорили о том, что вскоре он снова надолго исчезнет. Лето было самым тяжелым временем для жителей лесов, так как в это время года насекомые всех видов, родов и размеров наводняли землю, а для Джимса эта напасть была всегда наиболее трудным испытанием в жизни. С начала июня до середины августа леса, поля и луга до такой степени кишели насекомыми, что люди буквально боролись за свою жизнь, обкуривая беспрерывно свои жилища, смазывая все тело свиным или медвежьим салом и придумывая всякие способы, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить муки, причиняемые маленькими крылатыми извергами, и немного уснуть.
В это лето и тело и мозг Джимса нашли себе новую пищу. Вместо того, чтобы оставаться, как в былые времена, дома под защитою дымящейся баррикады из пней, он натерся салом с головы до ног и работал плечом к плечу с отцом и дядей. У последнего кожа до того была закалена многолетним пребыванием на открытом воздухе, что яд насекомых не производил на него никакого действия. Джимс призвал на помощь всю свою выдержку, чтобы не отставать от него, и ему это удалось. Он не покидал поля даже в те дни, когда погода выдавалась особенно удушливая или же когда собиралась гроза, хотя отец неоднократно предлагал ему идти домой. Эпсиба с неописуемым удовольствием наблюдал за ростом и развитием своего юного товарища, а когда миновало наконец тяжелое испытание, длившееся столько недель, и наступил август, он взялся за тренировку племянника, уверяя, что теперь для него будет сущим пустяком разделаться с Полем Ташем, случись им опять столкнуться. Он принялся обучать Джимса стрельбе из пистолета, и тот в конце концов стал попадать в цель на расстоянии тридцати шагов. Мальчик почти так же гордился своим новым оружием, как и луком, из которого он так метко стрелял, что порою приводил своего дядю в изумление.
Джимс больше не ходил в замок Тонтэр, и только изредка до него доходили слухи оттуда. Его отец и дядя раза два побывали там в июле и в августе, а однажды барон приехал в воскресенье к обедне. Он рассказал о том, что в замке усиленно готовятся к переезду всей семьи в Квебек в начале сентября. Туанетта должна была поступить в школу урсулинок [5] и вернуться в замок к отцу лишь через три-четыре года. К этому времени, закончил Тонтэр, она уже будет взрослой барышней, готовой к браку с каким-нибудь бездельником, которого выберет ей мать и который не будет стоить ее подметки.
5
Урсулинки — монахини ордена Святой Урсулы.
Джимс слушал и ничем не выдавал своих чувств. У него было такое ощущение, точно все его мечты не только сгорели, но даже их пепел был рассеян по ветру. Тонтэр высказал уверенность в том, что, имея перед собою столько развлечений в Квебеке, Туанетта едва ли будет часто
— Вот вы — счастливая, — сказал барон, обращаясь к Катерине. — Когда ваш сын женится, он приведет свою жену сюда и будет жить поблизости от вас.
Наступила осень, и природа достигла апогея своего расцвета. Джимс безумно любил эти дни, когда деревья покрывались золотистыми спелыми плодами, когда появлялись первые заморозки, когда свежий, пряный воздух вливал новые силы в организм, а в сердце закрадывались новые надежды и ожидания. Но в этом году у Джимса было тяжело на душе. Туанетта с семьей уехала в Квебек, и неделю спустя дядя Эпсиба заявил, что у него есть неотложные дела на границе, а потому он больше не может оставаться. Катерина молча выслушала его, а потом тихо заплакала. Джимс спрятался в угол, где никто не мог видеть его лица. Даже жизнерадостный Анри Бюлэн и тот как-то сразу затих, а Эпсиба сидел за столом, крепко стиснув зубы и отчаянно борясь с собой. Он обещал, однако, что теперь уж никогда не оставит их на такой долгий срок и зимой непременно вернется. В противном случае они будут знать, что его уже нет в живых.
Когда Анри Бюлэн на следующее утро встал спозаранку, чтобы развести огонь в очаге, Эпсибы уже не было. Пока они спали, он, точно тень, прокрался из дома и растворился во мраке.
Глава VII
После ухода дяди Джимс продолжал работать над собою физически и умственно, причем в последнем ему немалую помощь оказывала Катерина, обнаруживавшая в нем с каждым днем все новые перемены. Анри Бюлэн, со своей стороны, все больше и больше привыкал полагаться на сына.
В течение осени и зимы к Бюлэнам часто заходили индейцы, знавшие, что там их всегда ждет пища, тепло и радостный прием. Теплые чувства, которые Джимс всегда питал к индейцам, теперь несколько поостыли под действием слов дяди. Стараясь сблизиться с этими незваными гостями, завоевывая их доверие и совершенствуясь в языке, он в то же время наблюдал, прислушивался и приглядывался к ним, надеясь обнаружить признаки той опасности, о которой говорил ему неоднократно Эпсиба. Большинство индейцев было из Канады, и в них Джимс не видел ничего такого, что могло бы говорить об угрозе мирному существованию. Но когда появлялся индеец племени онондага или онейда, мальчик замечал в их поведении осмотрительность, говорившую о том, что эти представители Шести Народов [6] считают себя преступившими границу вражеской территории. От него не укрылось также и то, что они неизменно появлялись из той части неизведанной долины, на которую ему всегда указывал дядя Эпсиба, называя ее военной тропой могауков в будущем.
6
Шесть Наций (англ., Six Nations) — так называли индейцы свой союз шести наиболее сильных племен.
В эту зиму Джимс пустился в более далекие разведки. Вождь Трубка, как звали старого индейца племени конавага, обычно проводил особенно холодные недели вблизи домика Бюлэнов, и вот вместе с его двумя сыновьями, Белым Глазом и Большой Кошкой, мальчик впервые отправился к берегам озера Шамплейн. Он отсутствовал целую неделю и решил в будущем идти еще дальше, вплоть до Тикондероги, где французы собирались строить со временем форт.
Верный своему слову, Эпсиба вернулся в январе с английских фортов на озере Джордж. Он оставался лишь одну неделю, после чего отправился за партией товаров в Олбани, с тем чтобы с ними идти к индейцам племени онондага, если погода будет благоприятствовать. Для Джимса этот короткий визит дяди был большим развлечением среди однообразия зимы. В нем еще больше окрепло желание сопровождать дядю. Пользуясь отсутствием Туанетты, он несколько раз отправлялся к реке Ришелье вместе с отцом, а однажды, в марте, когда вдруг снова ударили морозы, он переночевал у Пьера Любека, старого ветерана, к которому Тонтэр очень благоволил и которого он оставил охранять замок. Через его сына, Пьера-младшего, Джимс разузнал кое-что про Туанетту. Она училась в школе урсулинок, а ее родители сняли особняк на одной из лучших улиц Квебека. Пьер уверял, однако, что барон в своих письмах к его отцу жалуется на тоску по своему дому на берегу Ришелье.