Черный охотник (сборнник)
Шрифт:
— Теперь начинайте, Алан. Я готов. Задайте мне трепку!
Глава XIV
Фраза «Горячки», в которой звучала покорность перед неизбежным, окончательно вернула Алана на землю. В тоне маленького человека с рыжими усами слышалось нечто такое, что заставило его спутника очнуться и вернуться к действительности.
— Я был круглым дураком, — признался Смит. — Я жду.
Эти слова вызвали в Алане целый лоток мыслей. Есть и другие глупцы на свете, и, очевидно, он — один из них. Ему вспомнился «Ном». Казалось, всего лишь несколько часов тому назад, только вчера, эта девушка так искусно провела их всех, и он, поверив в ее смерть, пережил адские муки. Фокус был прост и благодаря именно своей простоте исключительно остроумен. Нужно было иметь много смелости,
— Я не мог ее удержать, разве только если бы привязал к дереву, — снова произнес Смит, Потом он добавил: — Эта маленькая ведьма угрожала даже пристрелить меня.
Глаза его весело заблестели.
— Начинайте, Алан. Я жду. Ругайте без стеснения.
— За что?
— Да за то, что я позволил ей оседлать себя. За то, что я притащил ее сюда, а не бросил в кусты где-нибудь по дороге. С ней ничего не сделаешь. Разве переделаешь такую?
Он крутил свои рыжие усы и дожидался ответа. Алан молчал. Мэри Стэндиш первой показалась на маленькой возвышенности тундры в четверти мили от него, Киок и Ноадлюк следовали за ней. Они проехали низкий кряж и исчезли.
— Это, конечно, не мое дело, — снова начал Смит, — но сдается мне, что вы не ждали ее…
— Вы правы, — прервал его Алан, поворачиваясь, чтобы взять свой мешок. — Я не ожидал ее: я думал, что она умерла.
«Горячка» тихо свистнул и открыл было рот, чтобы заговорить, но снова закрыл его. Очевидно, он не знал, что Мэри Стэндиш была та девушка, которая прыгнула через борт «Нома». А если она держит это в тайне, то незачем ему сейчас распространяться об этом. Эти мысли промелькнули в голове Алана, хотя он и понимал, что пытливый ум его спутника немедленно доберется до истины. Когда они двинулись домой, изумление маленького человека начало рассеиваться. Он часто видел Мэри Стэндиш на «Номе», много раз он замечал ее в обществе Алана и знал, что они провели вместе несколько часов в Скагвэе. Следовательно, если Алан, прибыв к Кордову через пару часов после предполагаемой трагедии, думал, что она умерла, то это она, следовательно, и бросилась в море. «Горячка» пожал плечами, удивляясь, что не обнаружил этого любопытного факта за время своего путешествия с девушкой.
— Она заткнет за пояс дьявола! — внезапно воскликнул он.
— Заткнет! — согласился с ним Алан.
Холодный, непреклонный рассудок начал свою работу, и радостное настроение, овладевшее было Аланом, пошло на убыль. Целый ряд вопросов, над которыми он не задумывался на пароходе, теперь нахлынул с непреодолимой силой. Почему Мэри Стэндиш было так необходимо, чтобы люди поверили в ее смерть? Что толкнуло ее обратиться к нему, а потом броситься в море? Каковы были ее таинственные отношения с Росландом, агентом смертельного врага Аляски Джона Грэйхама, единственного человека, которому Алан поклялся отомстить, если только представится малейшая возможность. Подавляя своей настойчивостью все другие чувства, в Алане поднималось желание потребовать объяснения, и в то же время он сознавал, что сделать этого не может.
При свете сгустившихся сумерек Смит увидел напряженное выражение на лице Алана и тоже хранил молчание, в то время как мозг его спутника тщетно пытался уловить последовательность и смысл в нахлынувшей волне тайн и сомнений. Зачем она приходила к нему в каюту на «Номе»? Почему она с таким явным упорством хотела использовать его против Росланда? И, наконец, почему она явилась к нему сюда, в тундры? Последний вопрос особенно настойчиво требовал ответа, и ни на одну секунду его не могли заслонить остальные. Она пришла к нему не потому, что любила его. Хотя и весьма грубым способом, но в этом он убедился; сжимая ее в своих объятиях, он увидел на лице девушки боль, страх и выражение ужаса. Какая-то другая, таинственная сила привела ее сюда.
Даже тогда, когда Алан пришел к этому выводу, радость не исчезла в его душе. Он походил на человека, вернувшегося к жизни после такого состояния, которое было хуже смерти. Но наряду с испытываемым счастьем душу Алана терзали вновь возникавшие противоречивые чувства, боровшиеся между собой. Несмотря на все его усилия подавить в себе подозрение, око, подобно тени, начало закрадываться в его душу. Но это было не того рода подозрение, от которого стынет кровь, которое
Алан обратил внимание на вечерние песни тундры, на нежное великолепие панорамы, раскинувшейся перед ним. Он напрягал зрение, стараясь еще раз увидеть всадниц в ту минуту, когда они поднимутся из лощины; но кружевные сумерки вечера сгустились, и его усилия оказались тщетными. Пение птиц тоже затихло; из травы и прудов доносились сонные крики; солнце закатилось, окрасив край неба в трепетно-розовый и нежно-золотистый цвета. Наступила ночь, похожая на день…
Алану хотелось знать, о чем думает сейчас Мэри Стэндиш. Все его размышления о причинах» заставивших ее бежать в тундру, казались такими ничтожными, когда он вспоминал, что она едет там, впереди него. Завтра ее тайны раскроются — он был в этом уверен. А пока что, всецело отдавшись под его покровительство, девушка расскажет ему все, чего не решалась она сказать ему на «Номе». И в эти минуты он думал только о серебряном сумраке, разделявшем их.
Через некоторое время Алан заговорил со своим спутником.
— Я в общем доволен, что вы привели ее, «Горячка», — сказал он.
— Я не привел ее, — возразил Смит. — Она пришла. — Он ворча покачал головой. — Даже больше того, вовсе не я вел, так сказать, дело; она сделала все сама. И она отнюдь не пришла со мной — я пришел с ней.
Он остановился и, чиркнув спичкой, закурил трубку. При слабом пламени Алан увидел его свирепый взгляд. Но что-то в глазах «Горячки» выдавало его. Алан от полноты счастья почувствовал желание расхохотаться. К нему вернулись живость воображения и юмор.
— Как это случилось? — спросил он.
«Горячка» Смит сперва громко пыхтел своей трубкой, потом вынул ее изо рта и глубоко вздохнул.
— Первое, что я еще помню, было на четвертую ночь после нашей высадки в Кордове. Раньше я никак не мог попасть на поезд по новой линии. Около Читаны мы попали под ливень. Это нельзя было назвать дождем, никак нельзя было, Алан. Скорее, на нас обрушился Тихий океан с парочкой других океанов в придачу. Наконец подают почтовых — все плавает, и лошадь, и карета. Перед отъездом я не успел поесть и был страшно голоден. Вместе со мной кто-то еще сел в карету, и мне очень любопытно было знать, что за дурак. Я что-то проговорил насчет того, что умираю с голоду. Мой спутник ничего не ответил. Я начал ругаться. Я так и сделал, Алан, прямо сыпал проклятьями. Ругал и правительство за постройку такой дороги, и дождь, и самого себя за то, что не захватил съестного. Я сказал, что мое брюхо пусто, как использованный патрон. И я так здорово, сочно ругался! Я вел себя как сумасшедший. Потом яркая вспышка молнии осветила карету. Слушайте, Алан! Против меня сидела с коробкой на коленях она, насквозь промокшая; ее глаза блестели, и она улыбалась мне. Да, сэр, у-лы-ба-лась!
«Горячка» умолк, чтобы дать Алану время переварить его слова. Он был доволен вызванным впечатлением.
Алан уставился на него в изумлении.
— На четвертую… ночь… После… — Он спохватился: — Продолжайте, Смит.
— Я начал искать ручку двери, Алан. Я готов был сбежать, свалиться в грязь, исчезнуть — раньше, чем снова блеснет молния. Но я был уже в сетях. Она распаковала свою коробку и сказала, что у нее много вкусных вещей. И в то время, когда карета, качаясь, неслась вперед, когда гром, молния и дождь смешались в одну какую-то кашу, она подошла, села рядом и принялась кормить меня! Честное слово» Алан» она кормила меня. Когда снова сверкнула молния» я увидел ее блестящие глаза и улыбку на лице, как будто от этого ада вокруг она чувствовала себе счастливой. Я подумал» уж не помешалась ли она внезапно. Не успел я опомниться» как она уже рассказала, что вы указали ей на меня в курительной на «Номе» и что она счастлива иметь меня попутчиком. Ее попутчик, заметьте это, Алан, а не она — мой. И так она держала себя все время до той минуты, пока вы не показались там — у рощицы!