Черный Пеликан
Шрифт:
Гиббс шумно вздохнул и сказал сердито: – «Ладно, чего уж вы, небось привираете слегка. Тот, что в шарфе – он трус, понятно, и остальные тоже, раз меряются с ним, пыжась из всех сил, хоть я про них и не знаю. До кулаков-то небось не доходит, нет? Ну да, слабаки… – он пожевал губами и прибавил: – Шучу я, не кривитесь».
Мы помолчали, передавая друг другу флягу. «Вообще, – проговорил Гиббс, словно нехотя, – вообще-то любой почти за труса сойдет, когда впереди незнамо что, это вы вон кинулись браво, в штаны не наложив, хоть вас и предупреждали. А другие – поосторожнее, им за каждым кустом мнится, потому и глаза у них зажмурены, а в башке одни фантазии или эти, как там у вас – абстракции… Вам-то положим тоже мнилось, но вы не ныли – на том спасибо – а теперь вон и вовсе бояться нечего, это пусть другие побаиваются,
Гиббс замолчал и как-то странно прищурился нормальной частью своего лица. От глаза к виску протянулась паутина, и рот слегка съехал набок, как у сатира, задумавшего некое коварство. «На них кстати – на тех, кто с зажмуренными глазами – на них можно и отыграться, если есть охота. У меня-то уж нет, я свое вернул, а кому другому может и захочется, – проговорил он значительно, искоса поглядывая на меня. – Затея конечно пустая, но кровь разгоняет, с тоски-то…»
«Бросьте, Гиббс, я не из воителей», – отмахнулся я беспечно, а в голове мелькнуло – что это он, неужели про револьвер вспомнил? Может еще и про Юлиана догадался? С него станется, с хитрой лисы.
«Ха, а кто говорит, что из воителей? – усмехнулся Гиббс. – Не про вас речь, у вас там свои секреты… Это не подначка, я для подначек стар. Это о том, что нас пометили, да, что уж от себя таить, можно и сказать в открытую, но пометив, тут же и забыли – отложив в долгий ящик, не опасны мол. А сами бродят, не скрываясь – стадами, стадами – и на них самих будто печати: ‘слепой’ или ‘глухой’, или чаще просто ‘дурак’. Я-то не злобствую, но тем, кто злобствует – самая выгода, а никто и не подозревает до поры… Главное – не выпячиваться, – добавил он, поглядев на меня с непонятным выражением, – можно и шарфом замотаться для верности, потому что с теми, кто выпятился, уже конечно разговор покороче. Хоть про шарф я точно не знаю – так, к слову пришлось».
«Про шарф я тоже не знаю, – сказал я осторожно, не понимая, куда он клонит. – Пока не знаю, хоть и интересно конечно. И я ведь тоже не злобствую. Но вообще… Знаете, то, о чем вы говорите, я об этом думал и думал тут целые дни. И согласен со многим – почти со всем, можно сказать, согласен – будто у меня с глаз спала какая-то пелена…»
«Пелена? – переспросил Гиббс угрюмо, оборвав меня на полуфразе. – Не сочиняйте, ничего у вас не спало. Пелена никогда не спадет, а если вдруг спадет, то тогда и жить незачем будет. Молоды вы еще…» Он вздохнул и, как-то поскучнев, вновь уставился в стену напротив.
«А у вас? – спросил я, несколько задетый. – У вас тоже есть – пелена или что там еще?» Гиббс медленно повернулся и уставился мне в лицо тяжелым взглядом. «А вот про это не спрашивают, – сказал он холодно и внятно. – Вам что, непонятно объяснили, что у каждого свои счеты? Или вы недопоняли чего? Так второй-то раз не объясняют. Тут уж так – или признать, или со стадом вместе тыкаться по углам – там не так страшно и задумываться некогда».
Вся его дружелюбность исчезла в один миг, от голоса веяло чем-то зловещим, и я почувствовал, что он прав, и упрямиться нет смысла. «Приношу извинения, – сказал я сдержанно. – Признаю, сморозил явную чушь…» Что-то в его словах зацепило меня и никак не хотело отпускать. Я снова вдруг вспомнил, как это жутко, когда со всех сторон одно лишь презрение и насмешка, и почва предательски уходит из-под ног. Но даже и тогда внутри находится кто-то, не желающий сдаваться и расписываться в бессилии… Странно все, странно и слишком сложно. «Да, я согласен, – добавил я со вздохом, – просто называл по-другому. Нужно было, конечно, сразу договориться о терминах».
«Будем считать, что договорились, – пробурчал Гиббс. – Значит и говорить больше не о чем». Он завинтил крышкой полупустую флягу и одним движением оказался на ногах.
«Подождите, подождите, – заспешил я, – я еще хотел спросить – а вы-то, вы что, против всех?»
«Я? Да нет, я – за себя, – откликнулся Гиббс с ленцой. – Что мне все? Какой со всех спрос? – и повернулся к двери, сообщив деловито: – Пора мне. Что-то заболтались мы, а время позднее…» Потом глянул через плечо и добавил: – «Будете в городе – советую в ‘Аркаде’ остановиться. Спросите Джереми, он там приказчиком, скажете, что от меня. За деньги он вам что угодно сообразит».
«Гиббс, – попросил я, – возьмите меня с собой. Я мешаться под ногами не буду и с Кристоферами полажу, вот увидите».
«Придумали тоже, – ответил Гиббс недовольно, – у нас там не богадельня. Деньжат заработать и в другом месте можно, а с нами – зачем вы нам? Толку с вас…» Он постоял немного, о чем-то размышляя, потом осклабился и добавил: – «Помните – не надо лезть… Вот то-то».
Я тоже ухмыльнулся в ответ – в общем и не ожидая ничего другого. Гиббс кивнул мне и направился к выходу, но у порога остановился и сказал вдруг: – «У вас же есть свои дела, вы ж оттого и не ныли. Вот ими и займитесь, самое время теперь, страшное – позади», – и исчез, не прощаясь. Насчет своих дел – это он прав, – подумал я про себя, – и еще, как там – у каждого свои счеты? Подходит, нечего сказать, нужно бы занести в копилку… Почему вообще с ним всегда приходится соглашаться? На этот вопрос у меня не было ответа, но я долго еще сидел, глядя в ту же стену, что и Гиббс перед тем, размышляя непонятно о чем.
Наутро я проснулся с ощущением, что больше не могу оставаться здесь – нужно ехать немедля, все равно куда. Собственно, цель была под рукой – город М. с Юлианом ожидали все это время тут же неподалеку. Довольно бездельничать, сказал я себе, плеская в лицо холодной водой. Гиббс прав – хоть конечно я б пришел к той же мысли и сам, но когда кто-то стыдит со стороны, это подталкивает в спину. Я пересчитал деньги, полученные накануне – там действительно оказалось порядочно – потом сговорился с Марией о полном расчете и узнал в лавке у турка, что грузовик из города ожидается через сутки, и на единственное пассажирское место никто пока еще не претендовал. Мария восприняла известие о моем отъезде вполне равнодушно, но видимо тут же разболтала об этом кому-то еще, потому что вскоре к нам заявились Паркеры для прощального чаепития, которое я перенес стоически, стараясь не раздражаться на вопросы о моих дальнейших планах. Впрочем, Ханна Паркер тактично старалась перевести разговор на другое, предложив кстати за меня очень удобную версию, объясняющую внезапный отъезд, с которой я поспешил согласиться, а сам мистер Паркер был вял и выглядел удрученным чем-то, так что мне не досаждали избытком внимания. Лишь Шарлотта растрогала, отозвав в сторону нетерпеливыми жестами и поспешно сунув в ладонь подарок на память – обточенную волнами раковину, походящую на маленький кораблик. Я тут же вспомнил Стеллу, и у меня отчего-то защемило сердце, но Шарлотта улыбалась совсем другой улыбкой, так что память быстро успокоилась, и я вновь повеселел, поцеловав хрупкой девочке руку, как взрослой, так что она прыснула со смеху и кинулась со всех ног на кухню к Марии.
Потом Паркеры ушли, и я пошел слоняться по берегу, изнывая от бесконечности дня, а когда стемнело, попросил Марию почистить кое-что из одежды и отправился в последний раз к местному художнику Арчибальду Белому, гадая, в каком настроении он пребывает после вчерашнего и расположен ли принимать гостей.
Арчибальд сидел на крыльце, в свитере, шарфе и, почему-то, домашних шлепанцах, что вовсе не было на него похоже, и строгал какую-то высохшую ветвь, посвистывая сквозь зубы. Был он хмур и небрит, с синяками под глазами и заострившимися скулами. «Я ждал вас, – сообщил он недовольно, – мне уже донесли. Значит, покидаете нас? Бежите, спешите – навстречу или просто прочь?..»
«Дела у меня», – откликнулся я сухо, подумав, что не стоило к нему приходить.
«Дела, дела», – проговорил Арчибальд рассеянно, и мы прошли в студию, прибранную и аскетически аккуратную, без малейших следов вчерашнего застолья. «Мария постаралась, – буркнул он, поводя взглядом вокруг, – мы тут после вашего ухода еще долго чудили. Золотая женщина, цены ей нет. Только больно скромна…»
Арчибальд подошел к бару и вернулся с двумя бутылками минеральной воды. «Прекращаю пить, – сообщил он в ответ на мой недоуменный взгляд. – Не навсегда конечно, но хоть сиюминутно. И вам не предлагаю, а то мне будет завидно и невтерпеж. Так о чем мы говорили?»