Черный передел
Шрифт:
Анастасия, бросив взгляд в зеркало, поправила на кафтане узкий отложной зеленый воротник. Затем положила в карман угощение для жеребца – три горбушки хлеба, круто посоленные, – взяла перчатки, хлыст и вышла из комнаты. Примерно десять месяцев не встречалась она с Алмазом, но мечтала, чтобы он узнал ее сразу.
Артем вывел оседланного «араба» на широкий двор, прилегающий к конюшне и каретному сараю. Аржанова уже стояла за заднем крыльце дома, нетерпеливо постукивая хлыстом по сапогу. Увидев барыню в мужском кирасирском наряде, конюх очень удивился, но не сказал ни слова. Он не спеша подвел жеребца к крыльцу. Она ждала их, медлила и лишь смотрела на коня, а он, подняв голову, напряженно косил на нее лиловым глазом и переступал на одном месте ногами.
– Алмаз – хор-роший! – наконец произнесла Анастасия низким голосом. – Алмаз – крас-сивый! Алмаз – умный!
Жеребец поставил уши торчком, заржал и, вырвав повод у Артема, в два прыжка очутился у крыльца. Так они и встретились на его ступенях. Алмаз положил голову ей на плечо. Аржанова похлопывала его по шее, чесала за ухом и бормотала разные ласковые прозвища, которые давала своему коню раньше. В награду за отличную память она дала ему сразу две горбушки и кормила ими с ладони, чувствуя, как своими бархатными губами он осторожно касается ее кожи, подбирая все оставшееся крошки.
Эта идиллическая картина растрогала даже Артема, старого, закаленного в боях воина. Уж он-то знал, как много значит в кавалерийской службе привязанность лошади к всаднику. Его самого добрые кони не раз уносили от преследования, выручали при переправах через реки, прикрывали своим телом в перестрелках. Иными глазами взглянул он и на молодую барыню, с которой был еще мало знаком.
– Подбрось меня в седло, – приказала ему Анастасия. Она опасалась, что сейчас не сможет, как прежде, легко и быстро сесть на Алмаза, поставив одну ногу в стремя.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
Не совсем уверенно приблизился Артем к барыне. Ведь ему впервые поручалось такое дело: взять хозяйку за согнутое левое колено и толкнуть вверх, на спину лошади. Аржанова помогла ему. Ухватившись за обе луки, она умело подтянулась к седлу. Затем села поглубже, разобрала поводья, проверила легким нажатием мышц все точки своего соприкосновения с конем: шенкеля, колени, шлюс. Алмаз ждал команды и сразу двинулся по двору шагом.
С тех пор как Андрей Александрович научил молодую супругу верховой езде на мужском седле, это занятие неизменно доставляло Анастасии большое удовольствие. Особенно ценила она то, что поездки развивали ловкость и силу, помогали поддерживать прекрасную физическую форму. Однако заниматься следовало регулярно, каждый день. У нее теперь получился длительный перерыв. Конечно, ей хотелось дать Алмазу шпоры и умчаться в чистое поле, услышать свист ветра в ушах, вдохнуть свежий, обжигающий холодом воздух.
Но осторожность, прежде ей не свойственная, тут одержала победу.
Постепенно, прислушиваясь к своим ощущениям, пристально наблюдая за поведением Алмаза, она усиливала аллюр: обычный шаг, собранный шаг, рысь простая, рысь строевая, сокращенный галоп, широкий галоп. «Араб» подчинялся ей беспрекословно. Прежнее, восхитительное чувство полного контакта с большим, сильным, умным животным захватило Анастасию.
Между тем первая встреча с Алмазом не сулила ничего подобного. Она произошла в крымской степи, у села Отар-Мойнак, где паслись бесчисленные табуны лошадей, принадлежавших карачи Адиль-бею из знатного крымско-татарского рода Кыпчак. Анастасия прельстилась превосходным, ярко выраженным породным экстерьером арабского жеребца и купила его, заплатив значительную сумму. Только потом она узнала, что он – почти необъезжен и обладает поистине бешеным нравом.
Все-таки Аржанова решила сделать из него хорошую строевую офицерскую лошадь. Это стоило ей немалых трудов. А однажды, при дальней поездке на разведку в степь, Алмаз вообще вышел из повиновения. Дикая скачка продолжалась около часа. Правда, при этом он самостоятельно доставил прекрасную наездницу прямо на постоялый двор «Сулу-хан» в Гёзлёве, где они тогда жили.
Здорово обозлившись, Аржанова хотела в конюшне наказать его как следует. Но ударила хлыстом лишь один раз. Жеребец панически испугался и весьма своеобразно попросил у нее пощады. Анастасия почему-то пожалела его. С того времени началась их дружба. Алмаз раз и навсегда признал молодую женщину своей настоящей хозяйкой и привязался к ней, как собака.
Аржанова отсутствовала довольно долго, но «араб» прежней выучки не забрал. Он чутко отвечал на малейшее натяжение повода, на малейшее нажатие шенкелей. В этом, бесспорно, была заслуга нового конюха Артема. Значит, он работал с жеребцом правильно, не мучая его лишними упражнениями, но и не давая поблажек.
Теплая, живая, мохнатая гора с упругими мышцами, движение которых Анастасия старалась сейчас отслеживать, вдруг остановилась. Сила инерции толкнула вдову подполковника вперед. Лицом она почти коснулась шеи Алмаза, но сразу выпрямилась и натянула поводья. В нескольких шагах от них стоял Сергей Гончаров и с удивлением рассматривал лошадь и стройного всадника в кирасирском кафтане.
– Добрый день, сударыня! – наконец сказал он, снял черную поярковую шапку и поклонился.
– Добрый день! – ответила Аржанова, досадуя на его появление на широком дворе у конюшни.
О поведении белого мага ей постоянно сообщала Глафира. Но пока ничего предосудительного в нем курская дворянка не находила. Гончаров много гулял по окрестностям Аржановки, свел знакомство с несколькими крестьянскими семьями. Вместе со всей командой он ходил к заутрене в церковь, иногда являлся на тренировки, которые проводил с солдатами Новотроицкого полка секунд-ротмистр князь Мещерский и сержант Чернозуб в большом амбаре, специально для того освобожденном от припасов. Там они упражнялись в фехтовании, метании ножей, приемах рукопашного боя, а на стрельбы ездили в ближайшую рощу.
Мещерский отменил занятия лишь на Страстную пятницу и на Страстную субботу. Солдаты строго постились в эти дни. Ничего, кроме хлеба и чая, им не давали. Вечером Страстной Пятницы кирасирская команда в парадном обмундировании участвовала в обнесении иконы «Святая Плащаница» вокруг сельского храма, чем придала церемонии вид весьма внушительный. Жители Аржановки, от мала до велика, собрались поглазеть на небывалое зрелище.
Так, шаг за шагом, всех праздников праздник, особенно любимый православными – Светлое Христово воскресенье, – вступал в пределы деревни, затерянной среди полей и лесов. Слишком религиозной Анастасия себя не считала. Но пасхальная служба, как никакая другая, глубоко трогала ее сердце. Конец земной жизни Сына Божьего и Сына Человеческого, страдания Его на кресте за грехи людей, Его сошествие в ад для спасения умерших и Его Воскресение, в которое не сразу поверили даже ученики Христа, – все это она воспринимала как некий урок. Не надо ждать ни благодарности, ни признательности от людей за добрые свои поступки. Надо лишь следовать собственным путем, предначертанным Всевышним.
Безграничная радость пасхальной ночи началась с крестного хода с хоругвями и иконами вокруг храма апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Держа в руке зажженную свечу, Аржанова шла вместе с другими. Крестный ход остановился перед закрытыми дверьми церкви, и отец Евлампий провозгласил мощным своим басом «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав…»
Двери широко распахнулись.
Народ под торжествующий перезвон колоколов заполнил церковь, красиво украшенную, полностью освещенную. На парчовой, расшитой золотыми нитями и блестками ризе священника заиграли блики от множества огней. Он взмахнул кадилом, приветствуя прихожан: «Христос воскресе!» Дружный хор ответил ему: «Воистину воскресе!..»