Черный передел
Шрифт:
Здесь их интересовали два помещения, вырубленные в скалах.
Первое называлось «Чауш-кобасы», и, судя по названию, когда-то служило помещением для начальника гарнизона – «чауша». Эта пещера, по их сведениям, имела два этажа, удобные лестницы и переходы, большой зал с тремя прямоугольными окнами, выходящими на долину Ашлама-дере. Правда, располагались они очень высоко. Но при необходимости через окна вполне можно было тайно спускать и поднимать грузы, в том числе – и ящики с оружием.
В «Чауш-кобасы» их не пустили по веской причине – она теперь находилась в частной собственности, на территории
Оба сотрудника «МУХАБАРАТА», не желая привлекать к себе внимание, двинулись дальше, на восток от «Чауш-кобасы». В метрах пятидесяти они наткнулись на узкий, прорубленный в скале проход. По правую от него сторону находилось помещение, напоминающее караульню, а по левую – коридор, ведущий в глубь скалы. За ним виднелась просторная пещера, ничем не освещенная, с двумя подпорами-столбами. Согласно их сведениям, это и был второй крупный подземный комплекс Чуфут-кале, именуемый «Тюрьма». В XVI–XVII веках здесь содержали заключенных, а сейчас она пустовала.
Только они вступили в коридор, как им навстречу вышел стражник с копьем в руке и кинжалом за поясом. Он весьма решительно преградил путь Джихангир-аге и Казы-Гирею, спрашивая у них ханский фирман, или приказ. Его исследователи крепости не имели, и потому хотели поспешно ретироваться. Стражник стал громко звать командира. Тотчас из караульного помещения появились еще три человека. Они приказали Казы-Гирею и Джихангир-аге немедленно остановиться. Турецкие шпионы сочли за благо выполнить приказ.
Первым к ним подошел молодой татарин в новеньком темно-синем кафтане, которые носили бешлеи, отборные всадники-телохранители Шахин-Гирея. На рукавах у него по европейской военной моде поблескивали узкие золотые галуны – знак офицерского чина. Ожесточенную дискуссию вызвало сие нововведение крымского правителя в обществе. Ортодоксальные мусульмане считали золотые нашивки такой формы на одежде отметинами Сатаны, придуманными кяфирами исключительно для унижения правоверных. Но бешлей, вероятно, придерживался иного мнения. Он положил руку на эфес сабли так, чтобы золотой галун стал виден лучше, и гордо представился:
– Байрактар [37] Мубарек-мурза!
– Я – Казы-Гирей, двоюродный брат светлейшего хана.
А это – мой слуга.
Молодой офицер учтиво поклонился Казы-Гирею, но потом зорко взглянул на него:
– Позвольте спросить, высокостепенный господин, что вы здесь делаете?
– Мы пришли помолиться на могиле Джанике-ханым.
– Но ее мавзолей находится в другой стороне.
– Заодно решили осмотреть всю крепость.
– Ваш осмотр, достопочтимый Казы-Гирей, должен закончиться на этом месте.
37
В эту эпоху – первое офицерское звание в войсках Турции и Крымского ханства, равное прапорщику Российской императорской армии. – Примеч. авт.
– Почему, байрактар?
– Приказ светлейшего хана…
Прибыв в Бахчисарай два года назад, летом 1780 года, Казы-Гирей уже не раз сталкивался с подобными представителями крымско-татарской служилой молодежи. Они повзрослели в период правления его родственника. Стремясь ограничить власть и влияние на дела государства крупных феодалов, вроде людей из родов Ширин, Мансур, Кыпчак, Барын, молодой хан стал приближать к себе выходцев из мелкопоместного дворянства. Он раздавал им чины и высокооплачиваемые должности в администрации, в новой, регулярной армии. Пока их было немного. Но они отличались от прежних мурз, привыкших к безграничному восточному деспотизму, независимостью, чувством собственного достоинства и личной преданностью государю.
Ничто не могло смутить их: ни пышные титулы, ни цитаты из Корана, ни посулы, ни угрозы. Они твердо знали свои права и никого, кроме самого хана, не признавали. Может быть, при Кырым-Гирее байрактар подобострастно исполнил бы любой каприз его сына. Теперь же Мубарек-мурза, опираясь на саблю, стоял перед Казы-Гиреем и всем видом показывал ему, что дальнейший осмотр крепости, а тем более – вопросы о ней, совершенно нежелательны.
И Казы-Гирей отступил.
Многословно начал он рассказывать молодому офицеру о происхождении династии Гиреев и их дальней родственнице Джанике-ханым, чьей вотчиной, полученной по материнской линии, являлась в XV веке крепость Кырк-Ор, о хане Хаджи-Гирее, который пригласил для возведения мавзолея армянских строителей и щедро оплатил работу. В этот момент они как раз проходили мимо двух стен восьмигранного дюрбе, обращенных к западу. Камни там отличались почти идеальной шлифовкой, в связи с чем поступок Хаджи-Гирея казался вполне оправданным.
Байрактар Мубарек-мурза и два солдата слушали красочное повествование и шагали вместе с сотрудниками османской разведки к Главной площади. Оттуда, все так же молча, стражники довели их до Биюк-Капу, или Больших ворот в Восточной оборонительной стене. Затем наблюдали, как двоюродный брат хана и человек, названный его слугой, садятся в пароконную повозку и отъезжают от крепости по направлению к Иосафатовой долине. Как все крымские дороги, эта тоже было грунтовой, обильно присыпанной белой пылью, и экипаж вскоре исчез в густом белом облаке, поднятом копытами лошадей и собственными его тяжелыми колесами.
В скверном настроении Казы-Гирей и Джихангир-ага катили в своей повозке на юго-восток от Чуфут-кале. Местность, однако, была под стать их мрачным мыслям. Справа от дороги, за каменным забором, тянулось огромное иудейское кладбище. Около пяти тысяч надгробий стояло там. Формы они имели весьма причудливые: прямоугольные плиты, домикообразные, гробообразные, иные – плоские, но снабженные по краям двумя столбиками-навершиями, простые обелиски и стелы. У ворот с аркой располагалось скромное жилище сторожа. Вверх от него, по склонам, заросшим редкими деревьями, уходила извилистая аллея.