Черный PR (сборник)
Шрифт:
– Итак, поговорим о рекламе, – деловым официальным тоном начал Печенкин, словно приготовился читать лекцию. – Какая главная цель рекламного фильма?
– Показать красиво то, что надо продать.
– Да, но не совсем. Главное – угодить клиенту. И вот тут-то иногда приходится наступать на горло песне. Например, вам кажется, что именно так будет красиво, у вас творческое горение и вдохновение, а клиент говорит, что ему важно другое, то, что вам кажется не очень красивым, не заслуживающим внимания и не вызывает у вас вдохновения… Но написать надо так, как если бы у вас было вдохновение, написать надо красиво.
– Ну, это понятно.
– То
– Ну так что? Он платит деньги, значит, имеет право.
– Вот как? Хм… Уверяю вас, Дарья, что именно этого не могут перенести наши журналисты. У нас же все гении, все с короной на голове.
– Я не столь амбициозна. Я простая девушка из деревни.
– Однако вы закончили МГУ, да и здесь уже прошли испытание медными трубами.
– Уверяю вас, испытание медными трубами я прошла успешно, звездной болезнью не заболела.
– Мне нравится, как вы рассуждаете. Пожалуй, я возьму вас. А потому предлагаю выпить что-нибудь покрепче за наше предварительное соглашение. Вы как?
– Положительно.
Печенкин заказал коньяк с лимоном и мясное ассорти. Пока ждали заказ, заиграла томная музыка, появился Есаян. «А я и не знал, что любовь может быть жестокой, а сердце таким одиноким, я не знал… я не знал…» – запел он бархатным волнующим голосом, с приятным армянским акцентом. Чья-то невидимая рука легким мановением поставила перед сильно охмелевшей журналисткой таинственно мерцающую рюмку, украсила стол большим блюдом с мясным ассорти.
– Предлагаю выпить за удачу! – изрек Станислав Петрович.
Они чокнулись, Даша осушила обжигающий напиток, закусила лимоном.
– Потанцуем? – предложил Печенкин.
Они вышли на танцпол, закачались в медленном танце. Сначала старик держался на приличном расстоянии, но постепенно его пальцы настойчиво стали двигаться по ее спине, ощупывали ее, проскальзывали в укромные уголки. Даше стало противно, она хотела инстинктивным движением сбросить эти раздражающие ее чужие руки, шныряющие по ее телу, как тараканы, но вспомнив, зачем она здесь, поплотнее прижалась к нему. Он одобрительно улыбнулся. В первый раз на его надменном лице она увидела улыбку.
Потом они опять сидели за столиком, пили коньяк и закусывали… И опять танцевали… Даша чувствовала, что перепила. Но она и хотела напиться. На трезвую голову она бы не смогла… Но вот бутылка допита, от мясного ассорти – голая тарелка с обглоданной кожуркой. Печенкин расплачивается с официантом, шепчет ей на ухо:
– Может, продолжим?
– С удовольствием! – кивает головой Даша. – Вы – потрясающий мужчина!
– О, что ты! Я старик для тебя.
– Нет, вы любому молодому фору дадите.
Станислав Петрович расплатился с официантом, в гардеробе галантно накинул на свою спутницу плащ, и они вышли на улицу. Режиссер поймал такси и что-то тихо сказал водителю. Затем повелительным движением указал своей спутнице на заднюю дверь. Уселись – мужчина впереди, девушка – сзади. Водитель окинул их понимающим взглядом и усилил громкость приемника. Салон наполнился музыкой. Пьяная Даша откинулась на спинку сиденья и отдалась на волю течения – пускай несет, куда вынесет. «Что я делаю? Зачем? Разве это так уж необходимо?» – пытался прорваться сквозь затуманенное сознание трезвый голос. «Я пьяная, я не понимаю, что делаю и не отвечаю за свои поступки. Возможно, когда протрезвею, мне будет стыдно», – дурашливо глумился пьяненький голосок. Минут через десять они вышли около гостиницы «Центральная». Печенкин велел Даше подождать, а сам отправился на разведку.
Они поднялись на лифте на какой-то этаж, она даже не обратила внимания, на какой… Затем по мягкой ковровой дорожке прошли через длинный коридор и остановились у одной из множества одинаковых дверей. Печенкин вставил ключ с тяжелой деревянной биркой в скважину, и их поглотила душная, пахнущая гостиницей темнота. Станислав Петрович нащупал выключатель, комнату окутал тусклый желтоватый свет. Даша огляделась. Двуспальная кровать с потертым пледом, из-под которого по-больничному стерильно выглядывают белые уголки подушек, столик с графином из тусклого стекла и два граненых стакана… И ей стало так безумно одиноко в этом казенном доме!.. Она казалась себе птичкой, запертой в клетке. Дверца захлопнулась, птичка заметалась, или нет, заметалось в страхе и отчаянии ее сердце, словно маленькая, слабая птичка.
Разделись… Несмотря на то, что изрядно выпила, Даша ощущала неловкость, смущение и бесконечное отвращение. Она уже готова была заплакать от жалости к себе, к Горину, который уже заждался ее – она слышала, как несколько раз в сумочке звонил телефон… Она понимала, что в этот момент совершает что-то непоправимое, но в то же время ощущала и неотвратимость этого непоправимого. Как ни печально, ни обидно, но произойдет то, что должно произойти…
Печенкин мягко потрепал ее по щеке и сказал, что сейчас придет.
Вернулся он быстро, с пакетом, из которого выложил на стол фрукты, коробку конфет и бутылку вина. Даша сразу нашла себе дело – захлопотала, моя фрукты и стаканы. Грустные мысли отступили, тем более, что вино оказалось неплохое. Завязалась оживленная беседа, причем надо отдать должное Печенкину – он показал себя превосходным собеседником, шутил, рассказывал смешные истории про их телевизионных коллег. Неловкость и смущение отступили.
Постепенно от стал придвигаться все ближе, раз – и Даша уже сидит у него на коленях, два – и его пальцы бегают по ее телу, освобождая от одежды, три – свет погас, четыре – она, обнаженная, в постели, зябко дрожит, к ней под одеяло проскальзывает голый мужчина, похотливо прижимается, находит ее губы, впивается в них торопливым и грубым поцелуем… Пять – вот оно и случилось. С чувством облегчения Даша пошла в душ, с наслаждением смыла с себя водой следы от чужих прикосновений. Когда вышла – в комнате вновь горел свет, а Печенкин, одетый и застегнутый на все пуговицы, уже ждал ее, выражая нетерпение.
– Нам пора, – он красноречиво взглянул на часы. – Одна до дома доберешься?
– Доберусь.
– Я могу проводить, но это нежелательно, все-таки я – человек семейный.
– Нет-нет, не беспокойтесь, я доберусь сама.
– Насколько я знаю, ты живешь где-то рядом.
– Да, пять минут пешком. Не беспокойтесь, я дойду.
Выйдя из гостиницы, они довольно холодно простились, он поспешно зашагал в одну сторону, а Даша – в другую.
Действительно, домой она добралась быстро. Если не за пять, то уж за десять минут точно. Горин встретил ее мрачный и злой.