Черный принц
Шрифт:
– Гоняясь за призраками?
– И скажите, что я не прав!
Молчит. Сопит. Дышит так, что ткань жилета трещит, того и гляди по шву разойдется. И пуговицы натягиваются до предела.
– Освальд Шеффолк был казнен. – Кейрен смотрел в дядины глаза. – А место его занял Войтех Гришвиц, сын аптекаря. И не только его. Он – подземный король, а если у него выйдет то, что задумал, то и надземный. Его надо задержать.
– Да неужели? – Дядя оскалился. – И на каком основании?
– Таннис…
– Про потаскуху
– Но…
– Помолчи, – сказано это было иным, деловитым тоном, который означал, что вступительная часть с попыткой возвращения Кейрена в лоно семьи закончена. – Во-первых, ты не уверен, захочет ли твоя девица свидетельствовать против своего дружка. Не уверен ведь?
Кейрен молчал.
– Вот! – Дядя ткнул его пальцем в лоб. – Во-вторых, кто она? Шлюшка из Нижнего города, с которой ты весело проводил время. И это не великая тайна. Знаешь, что скажут? Ты велел ей клеветать на Шеффолка. Или Шеффолк, при котором она ныне обретается, девицу обидел, и она мстит. А ты, дурак этакий, помогаешь.
Палец дядя убрать не спешил, он давил, заставляя Кейрена откинуть голову, вжимаясь затылком в кожу кресла.
– Меж тем герцогиня Ульне, полагаю, поклянется на этой их священной книге, что парень – ее дорогой сын… и кому поверят?
– Она солжет.
– Доказать ты этого не сможешь.
Здесь дядя прав, но его правота еще не означает, что Кейрен должен отступить.
– Обыскать Шеффолк-холл, как ты этого желаешь? А на каком основании, дор-р-рогой племянничек? Представляешь, какой разразится скандал, если мы туда сунемся?
Палец дядя убрал.
– Шеффолк держит людей в кулаке, – проворчал он.
– И этим кулаком вот-вот выбьет нам зубы.
– Твои фантазии…
– Это не фантазии!
– Не ори на старших!
– Но я же прав! Дядя, ты же понимаешь, что я прав!
– Прав? – Дядя приподнял бровь. – Давай-ка посмотрим, что у нас есть. Твоя любовница сбежала от тебя к Шеффолку. Молодой. Состоятельный, куда более состоятельный, чем ты, племянничек. И тебе настолько обидно, что эта обида заставляет тебя обвинять Шеффолка во всех грехах.
– Но хотя бы проверить…
– И напороться на проблемы с людьми? – Тормир вернулся в кресло, упал без сил и потер забритые виски. – Да и что ты там хочешь обнаружить? Склад бомб? Или чистосердечное признание в ящике письменного стола? Забудь, Кейрен.
– Но…
– Вон пошел. И радуйся, что я тебя не уволил, как того твой отец требует.
Кейрен поднялся.
– Пороли тебя мало! – бросил дядя в спину.
Безумие.
Его слушают, но не слышат.
Глупец? Мальчишка? Щенок? И дама-секретарь сочувственно качает головой.
– Мне очень жаль, – произносит она одними губами, мило краснея.
Ей и вправду жаль, старой деве с ее четырьмя полосатыми кошками, портреты которых она прячет меж казенных бумаг. В ящике ее стола, чересчур грубого и массивного на придирчивый ее взгляд, скрываются конфеты и сентиментальные романы, в которых любовь всегда побеждает, а возлюбленные воссоединяются, дабы жить вместе долго и счастливо.
Долго…
…и счастливо.
Счастье выветривалось из квартиры, уходило со сквозняками, ветром, вьюгой, которой ознаменовалась вся зимняя неделя. И на сей раз некому было сплести рождественский венок.
Вывесить его за дверь.
И разостлать темную материю на подоконнике для поминальных свечей. Их Таннис помогала делать. Она смазывала формы жирным салом и грела на водяной бане воск… раскатывала тонкие его пласты по столу, пыхтя от натуги и страха, что вот-вот все испортит. Аккуратно, по-детски закусив губу, укладывала нить фитиля…
– А я могу и для своих свечу сделать? – Она загибала край осторожно, боясь прорвать тонкий, быстро остывающий пласт. – Или для людей не годится?
– Не знаю, – честно ответил Кейрен. – Но попробуй. Вдруг да…
…ее родителей забрало истинное пламя.
…жила к жиле, огонь к огню. И ячневая каша на пороге дома для суматошных птиц.
Краски, которые по обычаю смешивают руками, и собственные пальцы Кейрена оставляют на воске разводы, их сложно назвать узорами. Но ему нравится.
…матушка расписывала свечи кистями. Обычай – еще не повод создать неидеальную вещь…
…краска плохо смывается, а Кейрен, не подумав об этом, рисовал и на коже Таннис, и всю неделю она злилась… и смеялась… и все равно злилась.
Странное счастье.
Надолго его не сохранить. И Кейрен улыбкой отвечает даме-секретарю.
– Вы не могли бы мне помочь? – Он точно знает, что у нее имеются бланки за дядиной подписью. – Оформить разрешение в нулевой архив…
И дама мнется. Краснеет. Бледнеет. Касается ониксовых пуговиц и, глубоко вздохнув, кивает.
…в ее романах несчастным влюбленным всегда помогают. Хоть какая-то от романов польза. Бланк Кейрен прячет в рукаве.
– Вы мой ангел.
И дама смущенно отводит взгляд… дядя ее не тронет, не так и просто найти достойного секретаря, а за остальное Кейрен извинится. Потом.
Он выходил из Управления быстрым шагом, чувствуя на себе взгляды, что любопытные, что насмешливые… за эту выходку дядя его уволит.
И многие будут рады. За что его не любят, Кейрен так и не понял, но с этой нелюбовью смирился, как мирился со скрипучей дверью, заедающим, несмотря на все усилия слесаря, замком и зимней непогодой.
Особый архив, скромно именуемый нулевым, располагался в старой ратуше. Кейрен хотел было взять экипаж, но вдруг вспомнил, что в кошельке у него едва ли полсотни фунтов наберется и пара шиллингов мелочью, которую он прежде не считал.