Черный принц
Шрифт:
Странный день.
И странный визит, но, как Брокк догадывался, не последний.
…Риг появился на закате. Он протянул толстую свечу, перевитую желтой лентой, и поклонился.
– Простите, если не вовремя, мастер. – Его взгляд остановился на Кэри, и Кэри попятилась, спеша скрыться на галерее второго этажа. – Я ненадолго… год уходит. И хотелось вот… не знаю.
Риг выглядел прежним.
Сутуловатым. Рассеянным. Неряшливым слегка. От него отчетливо пахло керосином, а засаленные манжеты старой рубашки пестрели пятнами.
– Для меня было честью работать с вами, мастер.
Очки
– Благодарю.
Брокк не знает, что сказать. О чем спросить?
– Полагаю, мы еще встретимся.
Фраза звучит расплывчато, но Риг подтверждает, и голос его серьезен.
– Конечно, мастер. Мы с вами обязательно встретимся…
В дверях он столкнулся с Инголфом, и эта встреча, кажется, Рига вовсе не обрадовала. Он вдруг сжался, оскалился, но тут же взял себя в руки.
– Вы позволите?
Инголф молча освободил путь.
– Надо же, – сказал он, проводив Рига насмешливым взглядом. – И этот объявился. Темной ночи, мастер. Простите, что без подарка.
– Ничего.
Брокк отступил, позволяя гостю войти.
– Все-таки странный он. – Инголф, придерживая дверь ногой, глядел на Рига. А тот удалялся каким-то нервным, подпрыгивающим шагом. – Зачем приходил?
– Насколько я понял, просто так.
– Что ж, хорошая причина. – Инголф все же вошел. – Мальчишка тоже заглядывал?
– Да.
– Он абсолютно невменяем.
Инголф снял желтые перчатки, расстегнул альмавиву, на сей раз ослепительно-белую, с алым плюшевым подбоем. Он поднял руку, и рукав темного сюртука слегка съехал, обнажив аккуратное запястье и белый, изящно отогнутый манжет рубашки.
– И его родители ищут… просили о содействии. Вы не возражаете, если я скажу им, что Олаф заглядывал к вам?
– Не возражаю.
Точеные пальцы коснулись шейного платка, потревожив идеальный узел.
– Мастер! – Инголф крутанул булавку, и цепочки, на ней закрепленные, зазвенели. Звоном же отозвались цепи, окружавшие зимнее дерево. – На балу будьте осторожней. До меня дошли некоторые… неприятные слухи, что ваша давняя подруга все никак не успокоится. Вы ею пренебрегли, а это оскорбительно… особенно в ее возрасте с ее репутацией. Этак репутации и лишиться недолго.
Он скалился.
– Мне показалось, мы вполне мирно расстались.
– Вам показалось, – подчеркнул Инголф. – Не верьте отвергнутым женщинам, страшные существа… к слову, поговаривают, что Риг добился-таки внимания той… особы.
– Когда вы стали собирать слухи?
– Когда от слухов стала зависеть моя жизнь. Неприятно, знаете ли, умереть из-за лишней щепетильности.
В чем-то Инголф был, безусловно, прав.
– Быть может, останетесь на ужин?
– Хотелось бы соврать, что с превеликой радостью, но, увы, мастер, не в этом году. Меня ждет жена.
– Вас можно поздравить?
Брокк не без удовольствия отметил, как по лицу Инголфа скользнула тень.
– Мне можно посочувствовать, – буркнул он, раздраженно галстук дергая. – Я вовсе не собирался жениться, но… ладно, это отношения к делу не имеет. Мы ведь о Риге говорили с его реализовавшейся влюбленностью, которая очень быстро прошла.
– И вам это кажется подозрительным?
– Отнюдь. – Инголф все еще разглядывал дерево. Вытащив из кармана узкую ленту, он повязал на ветвь. – Надеюсь, вы не против?
– Нисколько.
Ленты плясали на сквозняке.
…на улице уже готов костер, и в полночь дерево, которое вынесут из дома на руках, вспыхнет живым зимним огнем.
– Так вот, как по мне, не было у него никакой любви, но исключительно противостояние с покойным братцем, пусть будет к нему милосердно материнское пламя. – Инголф церемонно поклонился дереву. – Он потерял соперника, мастер… победил, но при том проиграл.
Инголф обвел взглядом галерею.
– А подобные ему не способны жить сами по себе. Нет, им кажется, что если избавиться от… помехи, назовем это так, то жизнь их чудесным образом преобразится, наступят светлые дни и бесконечное счастье. Но у самих у них никогда не хватает или душевных сил, или решимости, или сил физических, что тоже немаловажно, вот и стонут они, жалуются на судьбу. Однако если та вдруг к жалобам прислушается и устроит несчастный случай…
…смерть Ригера никоим образом не была случайна.
– …то вскоре они разочарованно поймут, что ничего не изменилось. Они по-прежнему никчемны, бессильны и серы. Скучны сами себе. Но признание такое вновь же требует сил, каковых у подобных людишек нет. И тогда они ищут себе новую причину собственных неудач.
Инголф замолчал, он мял аккуратный манжет, уже лишившийся запонки.
– Ему нужен кто-то виновный в его неудачах, мастер.
– И полагаете, он выбрал меня?
– Отчего бы нет? Посмотрите, вы – райгрэ, пусть сами не любите о том вспоминать, но это власть. Под вами род Белого Никеля. И не ошибусь, сказав, что дела его идут очень даже неплохо. К вам благоволит Король. Вы женаты на очаровательной девушке, наследнице Великого дома. И вполне вероятно, что ваш сын этот дом получит.
– Слушая вас, я сам себе завидовать начинаю.
– Почему бы и нет? – Инголф усмехнулся и отпустил-таки рукав. – Но я не о том, мастер. С точки зрения Рига, все это – подарки судьбы, полученные вами незаслуженно. Вы заняли чужое место. Его место.
– Он вам так сказал?
– Не мне, мастер. Просто… слухи.
Оглядевшись, Инголф наклонился и поднял запонку.
– Где он провел последний год?
– За Перевалом. На кимберлитовых трубках… официально. А вот неофициально – как знать. Альвийские шахты – глушь невообразимая. Кстати, если интересно, Олаф пожары тушил. И полукровку свою обхаживал, – это Инголф произнес, не скрывая презрения.
…девушку, с волосами рыжими, как пламя.
…пламя может ревновать к человеку?
…что подарить той, которая огня боится…
Жаль, если Олаф.
– Полагаю, мы еще увидимся на балу. – Инголф застегнул альмавиву и перчатки надел. – Будьте осторожны, мастер. И темной вам ночи…
…темная ночь, пряная.
На кухне раскатывают тесто для традиционного пирога. Кухарка, полнотелая женщина, кряхтит и вздыхает, наваливаясь всем своим немалым весом на скалку. Пальцы кухарки, лицо ее, волосы и платок на них припорошены мукой.