Черный принц
Шрифт:
– Ты – не все, ты – особенная…
Короткие волосы слиплись, прядки влажноватые, тусклые, и Таннис пытается отстраниться.
– Прекрати…
Не прекратит.
– Зачем ты здесь? – Она вдруг всхлипывает и позволяет себя обнять, сама обвивает руками шею. – Зачем ты пришел…
– Правильно спрашивать – за кем. За тобой.
На ней длинная полотняная рубашка, слишком широкая, но при том – короткая. И ткань перекрутилась, из-под подола выглядывают узкие щиколотки Таннис. А рукава, отороченные
Кейрен помнит, что локти у нее острые, шершавые.
И ключицы тоже острые, хотя совсем не шершавые, но торчат, изгибаются. Ямка на горле манит. А волосы прилипли к жилистой шее.
– Это опасно. – Она отстраняется, но ровно настолько, насколько Кейрен готов позволить отстраниться. Полшага.
И взять ее лицо в ладони.
Провести большим пальцем по губам: снова кусала, и до крови, остались бляшки скушенной кожи и темные трещинки. Щеки бледные, горячие какие… этот румянец выглядит болезненным.
Лоб горячий.
Чересчур горячий. А пол холодный, Таннис же – босиком.
– Он тебя убьет. – Она сама к нему тянется, к мокрым еще волосам, к коже, раскаленной пламенем. – Если найдет, то…
– Меня не так просто убить.
– Самоуверенный.
– Ага. – С ней легко соглашаться.
Она стала легкой, почти невесомой.
– Тебе надо в постель вернуться, – поясняет Кейрен. – Ты босая.
– Ты вообще голый.
– Извини, но я подумал, что пес с одеждой в зубах будет выглядеть… несколько подозрительно.
Она фыркает и шепотом на ухо, доверительным тоном, произносит:
– Синий пес сам по себе выглядит подозрительно.
У нее мягкий смех.
– Об этом я не подумал…
– Мне кажется, ты вообще не думал… что ты делаешь?
– Греюсь.
– В моей кровати?
– Ну не у камина же мне дальше торчать, я, как ты правильно заметила, в неглиже…
Пуховое тяжелое одеяло, которого вполне хватит на двоих, и Кейрен обнюхивает его, и подушки, которых на этом ложе с полдюжины, и простыню…
Чужой запах, тонкий. Не тот, который привел бы в бешенство, но ревность, холодная, злая, ослепляет.
– Кейрен? Успокойся, Кейрен… я… между мной и им ничего не было. Он просто приходит. Поговорить.
– По старой памяти? – Злость тяжело проглотить.
…тянет швырнуть простыни в пламя, скормив ему и одеяло, и треклятые подушки, и самого хозяина Шеффолк-холла.
– Ну же, Таннис, признайся, он твой старый знакомец, верно?
Она отворачивается.
– Посмотри на меня!
И отодвигается, упираясь ногами в перину. Ноги проваливаются, а рубашка ее задирается выше, она перекручивается, стесняя в движениях. Достаточно толчка, и Таннис падает на спину.
– Слезь с меня!
– Поймал. – Кейрен перехватывает ее руки, прижимая к кровати. – Ты моя и только, ясно?
Этого, чужого, запаха на ней нет.
– Отпусти.
– Ни в жизни. – Ее собственный, такой родной, знакомый, будоражит кровь. – Таннис…
– Чего ты от меня хочешь? – Она вдруг перестает сопротивляться. – Очередного свидетельства, да? Чтобы я дала показания?
– А ты дашь?
Молчание.
– Значит, нет. Из-за страха?
По ее глазам читать легко, вот только прочитанное заставляет руки разжать и отстраниться. Как сказал полковник? Все влюбленные – немного идиоты? И Кейрен ничем не лучше остальных.
– Не из страха.
– Кейрен…
Она садится и подвигается ближе.
– Скажи, что ты хочешь от меня услышать? Он… да, я знаю, что Войтех – преступник. И что виселицу он, наверное, заслужил.
– Наверное?
– Хорошо, заслужил. Но… проклятье, я не могу вот так… он запутался, Кейрен.
Ее рубашка съехала с острого плеча, которое Таннис прикрыла ладонью.
Родная.
Близкая. И все-таки далекая.
– Или я запуталась. Я понимаю, что он враг, что убьет меня, как только заподозрит… не важно, если ему даже примерещится предательство, то убьет.
– Тогда почему?
– Потому что… потому что я помню его другого. – Она почти кричит и сама же спохватывается, зажимает рот. – Другим. Настоящим. И тот, другой, он никуда не ушел… он ведь мог убить меня сразу, но…
– Старая любовь не ржавеет.
– Ты ревнуешь.
– Таннис, конечно, я ревную.
Сжатые кулаки. Тонкие запястья, и косточки торчат. Кейрен целует эти косточки и гладит смугловатую кожу, которая холодна.
– Ты моя женщина, и мне неприятно, что ты заступаешься за ублюдка, по которому давным-давно виселица плачет. Нет, я понимаю, что у вас общее прошлое, но…
– Ты тоже похудел.
– Не меняй тему.
Она хмыкает и осторожно устраивает голову на его плече.
– Я не хочу его предавать, понимаешь? Просто не хочу… не ради него, ради себя, Кейрен. Когда-то он много для меня сделал, и теперь тоже… не рычи, я не то имею в виду. Он друг и… наверное, все-таки больше друг. Он обещал отпустить меня. Потом, когда все закончится…
– Для кого закончится?
Подтянув одеяло, пусть и пахнущее другим, но теплое, Кейрен закрутил в него Таннис.
– Не знаю. Мне… было не очень хорошо.
– Я вижу.
– Нет, просто… ты же не знаешь, и…
– Не знаю и знать не хочу. Вообще, я кольцо купил и выходи за меня…
Не услышала, отмахнулась. И наверное, как-то иначе надо предложение делать, а Кейрен не умеет. И Таннис, закрыв ему рот рукой, сама говорит.
– …я не умею говорить такие вещи. – Она тихо всхлипнула и прошептала: – Я беременна.