Черный принц
Шрифт:
– Таннис, во-первых, без тебя я точно не уйду.
…а спустить ее по отвесной стене не выйдет. Не в ее нынешнем состоянии.
– Во-вторых… я должен кое-что проверить. Да не вырывайся ты, не собираюсь я шею твоему другу сворачивать, хотя, признаюсь, очень хочется. Мне его и вызвать нельзя, поскольку человек… Успокоилась? Вот и ладно. Так вот, есть подозрения, что твой милый друг… ладно, не милый и не совсем друг, только не хмурься, но он собирается отправить этот город, большую его часть, к первозданной
– Верю.
И снова слезы.
– Я за тебя боюсь. – Она цепляется за руки и сама обнимает. – Если бы ты знал, как я за тебя боюсь.
– Ничего. Я живучий.
…невезучий только. И любопытный не в меру, но последнее в нынешних обстоятельствах скорее плюс.
– Кейрен.
– Я не уйду, родная. Я же объяснил почему… если бы я точно знал, что, свернув шею этой скотине, все остановлю, я бы это сделал.
– Но ты не знаешь?
– Не знаю.
Сладкая кожа, мягкая. И эта ямка на горле, в которой бьется пульс. И сцепленные ладони… и запястья с темным рисунком вен, подступивших близко к коже.
– Я знаю, что он человек, сволочь, но человек. А человек, даже самый одаренный, не управился бы с истинным пламенем.
Надо остановиться, пока не поздно.
…не следует недооценивать Шеффолка, пусть и нюх у него по-человечески слабый.
– Сделать бомбы – мало. Их нужно настроить. Синхронизировать с кристаллом. Человек на такое физически не способен. А тот сумасшедший, который согласился помогать Шеффолку, он ведь понимал, что именно затевает. И не удивлюсь, если сам подсказал… понимаешь?
Кивок.
– И я должен найти заряды. Или кристалл.
– С чего ты решил, что они здесь?
– А где еще, Таннис? Мой дядя ошибался, когда говорил, что обыск ничего не даст. Шеффолк-холл – самое надежное место, которое только можно себе вообразить. Он древний и закрытый. Герцогиня давным-давно никого не принимает, но статус ее сам по себе защита от… излишне любопытных.
Таннис кивнула и тихо сказала:
– Она ненормальная.
– Кто?
– Герцогиня. Ты знаешь, что она посадила в клетку своего мужа…
Она обняла себя за плечи.
– В ее комнате полно мертвых роз. И еще она только белые платья носит, вроде свадебного… это как траур… она его убила, и все равно траур… Если Освальд тебя найдет, он… пожалуйста, Кейрен, уходи. Пусть все… идет. Я уговорю его остановиться. Он же не сумасшедший, он просто запутался и…
– Таннис! – Кейрен прижал палец к губам. – Надеюсь, в твоем шкафу хватит места?
По коридору не шли – крались, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к темноте. И кто бы это ни был, но явился он не вовремя.
– Тише, девочка. Ты вернешься в постель, и… если вдруг начнут вопросы задавать, просто плачь. В твоем положении плакать естественно… и не бойся, все у нас будет хорошо.
Ее шкаф был забит старыми шубами. И Кейрен зажал нос, чтобы не расчихаться от пыли. Он зарылся в древние ветхие меха, осознавая, что все-таки появление его в Шеффолк-холле сродни безумству. И все-таки…
Дверь отворилась почти беззвучно.
– Таннис? Ты не спишь? – тоненький старушечий голосок.
И следом мягкое, вкрадчивое:
– И что вы делаете здесь, тетушка.
Запах плесени и земли пробивается сквозь пыль. И ярость клокочет в горле.
…а ведь Кейрен Шеффолка не услышал. Старуху – да, а вот Шеффолка…
– Решила проведать нашу девочку.
– Ночью?
– Мне не спалось. – Старуха всхлипнула, и голос ее изменился, сделавшись дребезжащим, нервным. – Меня бессонница мучает!
– Примите капли. Помните, я принес вам капли?
– Да? – Удивление почти искреннее. – Наверное, я забыла…
– Наверное, тетушка, – легко согласился Шеффолк. – Вы забыли… это бывает… хотите, я лично буду напоминать вам о каплях.
– Конечно, Освальд. Ты такой милый мальчик… а помнишь, мы вместе зал к Рождеству наряжали? И ты мне свечки подавал… ты был таким послушным…
– Как я могу забыть, тетушка. Но идемте, Таннис следует отдыхать…
Вновь шаркающие шаги, теперь старуха идет нарочито медленно, и Кейрен слышит обоих. А дверцы шкафа прогибаются.
– Сиди. – Таннис говорит очень тихо. – Освальд вернется, чтобы проверить…
Он и вправду возвращается и ступает легко, беззвучно, но о появлении предупреждает запах. И Кейрен сжимает губы, запирая клокочущую в горле ярость.
– И тебе не спится? – От Освальда несет плесенью и подземельем, еще кровью, не свежей, но застарелой.
– Да… вот как-то…
– Не обращай на старуху внимания, она давным-давно свихнулась.
– Но ты ее терпишь?
Таннис отступает.
– Мама к ней привязалась…
– А ты почему не спишь? Дела?
– Дела, – охотно соглашается Освальд. – И милая, я предпочел бы, чтобы сегодня ты осталась у себя, хорошо?
– Хорошо.
– И даже не спросишь почему?
– Не спрошу. Меньше знаешь… дольше живешь, верно?
– Прекрати. – Его тон изменился. – Я же обещал, что не трону тебя. Просто потерпи. Все закончится и…
– Когда?
– Скоро, Таннис. Очень скоро.
Он замолкает.
Исчезает. И тишина воцаряется надолго, Кейрен слушает ее, уже не ушами, но кожей, нервную, лживую, готовую в любой миг рассыпаться, как сыплются под его прикосновением шубы.
– Выходи. – Таннис открывает двери. – Он ушел и… вернется, но позже. Гостей встречает.
– Каких?
– Откуда мне знать? Ты же слышал. Тех, которых мне показывать не станет…