Черный призрак
Шрифт:
— Я вам и сейчас верю, моя шкура уже многое испытала.
— Тогда бегом!
Я хоть и не видел ничего перед нами, что могло бы закрыться, но Сергею Сергеевичу верил, поэтому спешил как мог. Бежать, конечно, у меня не получалось, одежда не давала. Она немного подсохла и теперь уже не липла к моему телу, но лучше мне от этого не стало, наоборот, теперь торчала колом, словно старинные доспехи, где моя кожа соприкасалась с нею, то там стиралась, вероятнее всего, до крови.
Но я по-прежнему ковылял, и, как мне казалось, довольно быстро.
Сколько продолжалась эта гонка — не знаю.
А мы все бежали и бежали, мимо коряг и кустов, мимо деревьев и вывороченных пней, мимо ям и звериных следов по ровной, прямой как стрела просеке, покрытой сиреневыми кустиками мха, плотно покрывающими черную землю, и уходящей прямо к красному закатному солнцу.
А потом просека закончилась, как-то странно, непонятно. Она еще продолжалась впереди, и солнце так же светило в конце, но мы уже бежали не по ней, а неизвестно по чему.
Под ногами появилось нечто очень похожее на стекло или на спекшуюся прозрачную поверхность: такие образования создаются в центре ядерного взрыва — там, где бушевало огненное искусственное светило. Причем поверхность не была ровной, она поднималась бугорками — большими и маленькими, которые оказались довольно твердыми, по крайней мере, когда я запнулся об один из них, то довольно сильно ушиб ногу. Даже зашипел от боли.
— Подождите! — крикнул я в удаляющуюся спину Сергея Сергеевича. Я выл и приплясывал, чувствуя, как мои пальцы превращаются в синяк. Нисколько не сомневался в том, что ногти скоро сойдут, на большом пальце точно. Когда первая волна боли чуть утихла, я заковылял дальше. — Далеко еще? А то много не пройду, ушиб сильный.
— Немного осталось. — Профессор остановился, поджидая меня. — От силы сотня метров.
— Столько, наверно, смогу, если не дойду, то доползу. — Я заковылял дальше, прихрамывая на ушибленную ногу. — Только потом меня придется снова мазать вашей не запатентованной мазью.
— На кордоне существует кое-что лучше и намного эффективнее. Там уже не пропадем. Кстати, можно дальше не бежать. Мы находимся в преддверии кордона, это вроде тамбура, почти уже на месте…
— Хорошо, — выдохнул я горький воздух из легких. Горечь, похоже, образовалась внутри. — Господи, как же мне плохо!
— Сейчас начнется самое интересное действо. Смотрите в оба, такого больше нигде не увидите. Каждый раз смотрю и удивляюсь.
И прямо на наших глазах стало происходить странное. Солнце исчезло, словно провалилось куда-то, но темнее от этого не стало, наоборот, посветлело. Потом лес вокруг потемнел, налился густой страшной чернотой, а когда она рассеялась, то и его не стало, осталось только ровное зеленое пространство, бесконечное и огромное, тянущееся в неизвестную даль.
Над головой вместо неба появилась такая же чем-то неприятная зелень, глубокая, тягучая, словно сироп.
Почему-то подумалось, что попал туда, где снимают кино.
Там в павильонах обтягивают стены светло-зеленой тканью и на этом фоне снимают нужные сцены, а потом на компьютере вырезают цвет и вместо него подставляют рушащиеся дома, падающие истребители, инопланетных монстров, набрасывающихся на героев, или что-то другое, что пришло в голову сценариста.
Ощущение съемочной площадки у меня не проходило, хотя не было вокруг ни камер, ни суетящихся ассистентов и осветителей, а только огромное, бесконечное светло-зеленое пространство и такая же светлая зелень под нашими ногами.
Я бы поверил в съемки, если бы мне не было так больно там, где, оказалось, содрана кожа, и так противно не пахло бы от одежды, заляпанной тиной. Потому что легче поверить в кино, чем в то, что это может существовать на самом деле. У меня мелькнула еще одна подходящая очень простая и понятная мысль — я сошел с ума. Но ее оставил про запас, чувствовал, позже понадобится.
А потом исчезла и зелень, причем так же внезапно, как и появилась, и вокруг нас повис мрак, плотный и настолько густой, что его, казалось, можно резать ножом. Ни ветерка, вообще никакого движения воздуха, темнота стояла вокруг нас и пахла так, словно мы находились в облаке выброса какого-то металлургического завода, даже запах тины поблек по сравнению с ним.
Причем воздух казался чистым и довольно приятным, просто неземным.
Как-то мне один приятель рассказывал, что в воздухе находится огромное количество инертных газов, которые мы совершенно не ощущаем, но если их убрать, то мы не сможем дышать. Может, и сейчас в воздухе имелись другие инертные примеси, а может, их совсем не было. Но точно пахло не так, как раньше.
Страшно в темноте не было, я ее никогда особенно не боялся, откуда-то мне было известно, что в этом пространстве никого нет, кроме нас с профессором. Мы медленно двинулись вперед, и она исчезла как-то странно на полушаге — была и нет.
Я оглянулся: за моей спиной чернело нечто похожее на черный занавес, тянущееся в обе стороны до горизонта, точнее, до того места, где он должен быть.
Это, кстати, еще одна странность. Горизонта на самом деле здесь не было. Мы привыкли к тому, что он существует, это следствие кривизны земли, но тут ничего такого не существовало, словно и на самом деле мы находились не на Земле. А может, так оно и было?!
— А что будет, если мы пойдем туда? — Я развел руками в обе стороны, показывая протянувшуюся в бесконечность ровную белую пустоту. Под ногами снова оказалось нечто прозрачное, похожее на стекло, только рассмотреть что-то в нем было невозможно.
— Думаю, ничего хорошего из этого не выйдет. — Сергей Сергеевич пожал плечами. — Это не совсем обычное пространство, скорее пространственная складка, здесь можно идти до бесконечности, как в пустыне, пока не умрешь от голода или жажды.
— А что же это такое? Где мы находимся?!
— До конца и сам не знаю. Предбанник. Прихожая. Чистилище. Выбирайте то, что вам ближе.
— Все зависит оттого, куда мы идем. — Я вдруг заметил, что иду уже спокойно, не особенно хромая, возможно, потому что под ногами поверхность стала ровной и гладкой. — Если в рай, то перед нами чистилище, если это дом, то мы зашли в прихожую, если решили в бане помыться — то предбанник. А если в ад?!