Черный разрушитель
Шрифт:
Между тем люди не спешили высказываться: они не чувствовали той свободы и раскованности, которые были при Мортоне. Так или иначе, но Кент как-то дал понять, что любое мнение, кроме мнений руководителей отделов, для него не существует. Он также явно отказывался признавать отдел некзиализма.
В течение нескольких месяцев Кент с Гроувнором были взаимно вежливы, правда, при чрезвычайно редких встречах. За это время исполняющий обязанности директора, укрепив свое положение в совете, под всякими благовидными предлогами передал своему отделу
Гроувнор был совершенно уверен, что никто на корабле не поймет его, если он станет толковать, как важно для поддержания морального духа всячески развивать личную инициативу, — его мог бы поддержать только такой же некзиалист, как и он сам. Поэтому он и не пытался что-либо говорить. Но на корабле ввели новые, пусть небольшие, но дополнительные ограничения, а для людей, заключенных в рамки почти тюремного содержания, это было опасно.
Первым на призыв Кента откликнулся откуда-то с галерки биолог Смит. Он сухо заметил:
— Я вижу, как не сидится мистеру Гроувнору. Может, он из вежливости выжидает, пока выскажутся люди постарше его? Мистер Гроувнор, что у вас на уме?
Гроувнор подождал, пока затихнут смешки — Кент не присоединился к смеявшимся, — и сказал:
— Несколько минут назад кто-то в зале предложил повернуть обратно домой. Мне бы хотелось, чтобы сказавший это обосновал свое мнение.
Ответа не последовало. Гроувнор видел, как помрачнел Кент. Все остальные явно ждали продолжения. Не выдержал опять Смит:
— Когда прозвучало это заявление? Я что-то не припоминаю, чтобы слышал подобное.
— И я! — присоединилось еще несколько голосов.
Глаза Кента блеснули. Гроувнору показалось, что Кент предвкушает за всем этим свою личную победу.
— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — вмешался он.
— Так было заявление или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.
Рук не поднялось.
— Мистер Гроувнор, что именно вы слышали? — злобно процедил Кент.
Гроувнор четко, не спеша произнес:
— Насколько я помню, слова были следующие: «Есть мнение, что пора возвращаться домой», — он умолк, но, поскольку комментариев не последовало, продолжил: — Очевидно, это внушение, слова возникли у меня в мозгу под чьим-то воздействием. Что-то или кто-то там, в космосе, настойчиво демонстрирует нам, что он хочет, чтобы мы убирались домой, — он пожал плечами. — Я, естественно, не считаю, что это было бы единственно правильным решением.
Сдавленным голосом Кент недовольно осведомился:
— Все мы, мистер Гроувнор, пытаемся понять, почему это именно вы, а не кто другой слышали это предложение?
И снова в который раз Гроувнор оставил без внимания тон, которым это было сказано, и ответил со всей серьезностью:
— Я сам размышлял над этим. Ничего не могу поделать, но вынужден напомнить вам, что во время райимского инцидента мой мозг довольно длительное время подвергался стимуляции. Возможно,
И тут он сообразил, что именно благодаря этой обостренной восприимчивости он и услышал шепот, несмотря на защищенность стен своего отдела.
Кент нахмурился, и это не удивило Гроувнора: химик уже изъявил свое недовольство всяким упоминанием о птичьем народе и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции.
— Я уже имел честь собственными ушами слышать ваш отчет о вашем вкладе в этот эпизод, — холодно проговорил Кент. — Если я правильно помню, вы утверждали тогда, что причина ваших успехов в борьбе с райимлянами в том, что они не понимали, как трудно представителю одной формы жизни контролировать нервную систему другой, чуждой ему. Как же теперь вы объясните, что эти там… — он махнул рукой по направлению движения корабля, — добрались до вас и с точностью укола иглой воздействовали именно на те центры, которые воспроизвели их слова предупреждения?
По тому, как самодовольно сказал все это Кент, Гроувнор лишний раз убедился в том, что за низкий он человек, однако ответил спокойно и с достоинством:
— Директор, кто бы ни воздействовал на мой мозг, не следует думать, что он может изъясняться на нашем языке. И своей задачи он практически не решил, раз я единственный на борту, кто воспринял их внушение. А сейчас мне бы не хотелось здесь дискутировать на тему о том, как это я получил послание. Следует разобраться в другом: зачем оно и что нам следует предпринять.
Глава отдела геологии Маккэнн откашлялся и сказал:
— Гроувнор прав. Не лучше ли нам, джентльмены, принять за истину тот факт, что мы вторглись на чужую территорию и хозяева не в восторге от этого?
Кент кусал губы — видно, собирался произнести речь, но заколебался, однако потом все же сказал:
— Считаю, что мы должны с определенной осторожностью подойти к случившемуся и не думать, что имеем достаточно данных для каких-либо заключений. Но я убежден, что мы должны действовать так, как если бы встретились с высшим разумом, превосходящим человеческий.
В зале воцарилось молчание. Гроувнор заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение глаз уверенней. Он видел, что и другие заметили эту реакцию.
Социолог Келли мягко произнес:
— Э… я рад… рад, что никто не высказывает желания повернуть назад. Это хорошо. Как слуги нашего народа и нашего правительства, мы обязаны выяснить потенциальные возможности этой галактики, особенно сейчас, когда господствующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Отметьте, пожалуйста, что я поддерживаю предложение директора Кента и его утверждение, что мы имеем дело с разумными существами. Но их способность воздействовать на мозг, пусть даже одного человека, свидетельствует о том, что они наблюдали за нами и знают о нас немало. Мы не можем допустить, чтобы эти знания были односторонними.