Черный скоморох
Шрифт:
– У кентавра Семерлинга и Высшего Совета есть причины для беспокойства.
Пигал сразу же пожалел, что произнес эти слова. Глаза молодого человека, до сей поры добродушные, сразу же стали злыми. А лицо искривила та самая усмешка, которая так не нравилась магистру. Ссора с князем не входила в планы достойнейшего, и он тут же пошел на попятную:
– Но мне кажется, что у Семерлинга есть собственный интерес в этом деле.
– Ты это тоже заметил, магистр?
– Во всяком случае, это одна из моих гипотез,– сразу же вильнул в другую сторону Пигал.
Князь Тимерийский
– За что я тебя уважаю, магистр, так это за последовательность и принципиальность.
Сказано это было не без яда, но достойнейший из мудрых сделал вид, что принимает эти слова за чистую монету.
– Хотите развлечься, магистр? – Князь подмигнул разбитной служанке, возникшей на пороге с очередным кувшином воды для магистра.
– Человек молодой! – возмущенно запыхтел Пигал.
Князь Тимерийский заржал так, словно магистр сказал что-то из ряда вон остроумное, а служанка вторила ему совсем уж безобразным кудахтаньем.
– Ты меня не так понял, достойнейший.– Сиятельный похлопал по заду подружку, выставляя за дверь.– Мы тут собрались пощипать одного мерзавца. Ты о бароне Элькаре Риго ничего не слышал?
– Да ты с ума сошел, человек молодой! – Пигал едва не выплеснулся из лоханки.– В твоем ли положении устраивать погромы? Ты буквально нарываешься на неприятности.
Магистр еще мог бы добавить, что именно к барону Элькару Риго направил его Семерлинг как к разумному и осведомленному человеку, на которого вполне можно положиться, но пока придержал эту информацию при себе.
– Неужели ты думаешь, достойнейший Пигал, что неприятности захудалого барона с Альбакерка способны взволновать Высший Совет? Уверяю тебя, никто нашей шалости даже не заметит.
– В таком случае объясни мне, человек молодой, чем же несчастный барон Риго провинился перед сиятельным князем Тимерийским?
Пигал с неодобрением смотрел, как унизанные перстнями длинные пальцы вновь ухватили горлышко бутылки. И трудно было сказать, к чему относилось это неодобрение: то ли к паршивому альбакеркскому вину, то ли к четырем черным камням, которые неожиданно попались на глаза достойнейшему.
– Он повесил трех моих приятелей у ворот замка.
– Если эти приятели того же сорта, что и буйствующие сейчас внизу, то я не удивлен, человек молодой,– нелюбезно отозвался Пигал, путаясь в широченных альбакеркских штанах.
– И это говорит магистр Белой магии, один из выдающихся гуманистов Светлого круга.
Достойнейший Пигал был смущен отповедью и поспешил оправдаться:
– Я говорю это к тому, человек молодой, что повешенные головорезы наверняка совершили какое-нибудь гнусное преступление.
– Вся их вина – пара альбакеркских тушканчиков, подстреленных на землях барона.
Да пропади он пропадом, этот Элькар Риго. Пигал готов был уже согласиться, что смерть слишком уж большая кара за столь незначительный проступок. Однако заметил вскользь, что частная собственность охраняется законом, а уважение к закону есть непреложная черта человека цивилизованного, коим князь Андрей Тимерийский, надо полагать, себя числит.
– Закон, по которому жизнь человека дешевле жизни тушканчика, плохой закон, ты не находишь, магистр? К тому же у меня есть кое-какие дела в замке барона, а этот подонок отказывается открыть передо мной ворота.
Что это за дела, князь объяснять не стал, а достойнейший Пигал вдруг почувствовал такую усталость, что у него пропала всякая охота задавать вопросы.
– Отдыхай, достойнейший,– Тимерийский небрежно кивнул головой на лежанку.– У нас еще будет время для разговора.
Пигал провалился в сон, как в омут, и вынырнул из него только на следующий день. Чувствовал он себя, как ни странно, вполне сносно, если не считать покалывания в правом боку и ноющей боли в левом колене, разбитом об альбакеркские камни. Но голова была легкой, и не было насморка, которого он опасался после столь долгого пребывания без одежды в сыром климате.
Магистру следовало поторопиться, поскольку вчерашние слова молодого человека вряд ли были пустой похвальбой. Достойнейший сиринец уже не раз имел возможность убедиться в том, что князь Тимерийский обещаний на ветер не бросает. Следовало любой ценой удержать его от опрометчивого шага, ибо кентавр Семерлинг вряд ли посмотрит сквозь пальцы на произвол, творимый в отношении одного из своих сподвижников.
Достойнейший Пигал, видимо, слишком долго занимался утренним туалетом, во всяком случае, когда он наконец появился в общем зале трактира, там уже никого не было. Если не считать хозяина, уныло протирающего стойку, настолько грязную, что, по мнению магистра, ни тряпка, ни вода ей уже помочь не могли. Крогус на вежливое здравие постояльца ответил небрежным кивком.
– Вся рвань отправилась к замку барона Риго.– Хозяин вздохнул, укоризненно глядя на сиринца.– Я бы на вашем месте, старец, был бы более осторожен в выборе знакомых.
– Что вы, собственно, хотите этим сказать? – Магистр был оскорблен безапелляционным тоном трактирщика, а особенно тем, что его назвали старцем.
– Этот молодой человек, не знаю каким ветром занесенный на наш несчастный Альбакерк, переворошил весь город. Слыханное ли дело – поднять руку на барона в его собственном замке! Да после этого нас просто с дерьмом смешают.
– Говорят, что барон казнил ни за что ни про что троих ваших обывателей,– продемонстрировал осведомленность в касанских делах Пигал.
– Кому интересна жизнь каких-то бродяг. Одним больше, одним меньше, кто их считает?
Такое пренебрежение чужой жизнью возмутило магистра, но он почел за благо промолчать, в конце концов, его все это касалось постольку поскольку.
– Я пытался удержать своего знакомого от опрометчивого поступка, но, к сожалению, молодость самонадеянна.
Поскольку Крогус не был юношей, то он охотно согласился с гостем, добавив между прочим, что девки сейчас пошли еще хуже парней и сладу с ними никакого не стало. Последние слова предназначались двум девицам, с брезгливым видом собирающим грязную посуду с залитых брагой столов.