Черный скоморох
Шрифт:
– Но почему все это разрушилось в самый неподходящий момент? – возмутился Феликс.– Ведь если верить твоим рассуждениям, то все наши и не наши фантазии должны были обрести законченную форму?
– Да потому, что до нашего прихода на планете побывал человек, обезвредивший гельфийскую мину. И ее энергии хватило только на пшик, который мы с вами застали.
Просвещеннейший Пигал едва не подпрыгнул от осенившей его мысли. Конечно, ибсянин прав. Именно для этого вышел на дорогу гельфов проклятый князь. Сагкхи не могли пройти по этой дороге из-за мин-ловушек, их сгубили бы собственные материализовавшиеся фантазии, которые по сравнению с человеческими, надо полагать, просто чудовищны. Вот Сагкхи и пустили впереди князя Тимерийского. А дальше последует прорыв Черной плазмы к Светлому кругу и неизбежный закат человеческой цивилизации. И Пигал Сиринский причастен к реализации этого чудовищного плана! Более того, если уж говорить начистоту, то он один из самых рьяных пособников проклятого князя. Именно с помощью Сиринского магистра Чернопалый вышел на эту дорогу. А теперь Пигал ведет ему на подмогу сыновей, чтобы ускорить гибель Вселенной. Было от чего встать дыбом остаткам волос на голове несчастного сиринца.
– Допустим, князь взрывает мины,– согласился Феликс.– Но кто тогда посадил в голубых замках убитых нами монстров? А у этих монстров и химеры, надо полагать, соответствующие. Это вам не полузвери-полулюди, придуманные Гигом. И кто предупредил нас посредством карт о грозящей опасности? Черная плазма?
– Я еще понимаю, когда нас бросают против чудищ,– поддержал барона Птах,– но зачем нас дразнят несравненными, кто-нибудь может мне объяснить?
Может, кто-нибудь и мог бы, но Пигал Сиринский за это дело не взялся. Ему кружение за несравненными тоже действовало на нервы. Разумеется, он кое о чем догадывался, но эти догадки не приносили ему облегчения. После мучительных раздумий магистр пришел к выводу, что брать всю ответственность на себя он не вправе. Видимо, настал тот момент, когда следует обратиться за помощью к членам Высшего Совета, даже если ему придется поступиться ради этого своими принципами и поработать немного на черной волне.
Посвящать молодых людей в свои планы Пигал не стал, сказав лишь, что утро вечера мудренее. Обмануть Лулу было сложнее, чем ее простодушных братьев, кроме того, без ее помощи магистр вряд ли сумел бы связаться с нужными людьми, а потому он просто сказал ей, что разговор будет конфиденциальным. Лулу, как хорошо воспитанная девушка, не препятствовала магистру в его делах. И никакого подвоха с его стороны она, судя по всему, не ждала. Разумеется, Пигал испытывал чувство неловкости, используя чужую доверчивость в своих целях, но оправдывало его то, что действовал он не в своих корыстных интересах, а исключительно на благо человечества.
Магистр нашел понимание у членов Высшего Совета, правда, по части дельных предложений дело обстояло значительно хуже. Но общими усилиями план действий составить удалось. И с самого раннего утра Пигал приступил к его осуществлению, предварительно обговорив кое-какие детали с Лулу. Собственное коварство ужаснуло Пигала Сиринского, но тут уж ничего не поделаешь: назвался груздем – полезай в кузов. Увы, прав, наверное, просвещеннейший кентавр Семерлинг: чем больше у человека власти, тем больше возможностей совершать подлости. Во всяком случае, магистр стал за собой примечать, что врет он уже не краснея.
– Мы отправляемся на Весту,– сказал Пигал проснувшимся молодым людям.– Князь Тимерийский рано или поздно обязательно объявится на этой планете хотя бы потому, что знает о существовании на Весте четырех голубых замков. О Весте много пишут в вефалийских и игирийских хрониках, которые князь читал. К тому же это чуть ли не единственная планета Темного круга, местоположение которой мы знаем точно. Думаю, Лулу выведет нас к ней без проблем.
В общем, в данном случае просвещеннейший Пигал не солгал нисколечко. Он просто умолчал о том, что на Весте путешественников ожидают сюрпризы, которые должен для них приготовить кентавр Семерлинг. А перед решающим шагом магистр предложил молодым людям отдохнуть денька два-три. В конце концов, неизвестно, что их на Весте ждет, и непродолжительный отдых позволит кавалерам встретить испытания во всеоружии.
Никто с Пигалом спорить не стал. Ничего хорошего молодые люди от Весты не ждали, а потому и спешить туда не было причины. Развлекались в основном тем, что удили рыбу и купались. Ну а у Пигала Сиринского было и дополнительное развлечение – муки совести.
Может, он напрасно оговорил молодых людей перед членами Высшего Совета? И его наблюдения в голубом замке не более чем плод разгоряченного воображения? Но, с другой стороны, не мог же магистр умолчать о своих подозрениях, когда на карту поставлено существование Вселенной. В данном случае лучше перестраховаться, чем упустить из виду хоть одну важную деталь. Очень может быть, что именно она окажется решающей. При взгляде на барона Садерлендского на ум Пигалу пришел другой Феликс, убитый в Лорк-Нее сорок лет назад. Его смерть магистр до сих пор не мог простить кентавру Семерлингу. А ведь Семерлинг исходил из тех же соображений, что и Пигал Сиринский в данную минуту. И результатом этой перестраховки оказалась гибель десяти тысяч человек на Альдеборане.
На третий день, рано поутру, прекраснейшая Лулу, ведя в поводу коня, уверенно зашагала по дороге гельфов. Просвещеннейший Пигал, знавший принцессу с раннего детства, в последнее время стал сомневаться даже в ней. Смущало просвещеннейшего ее очевидное пристрастие к Черной магии. А если принять во внимание сомнительное родство, то подозрения магистра не были столь уж беспочвенными. Печать Черной плазмы лежала на всех спутниках магистра. Даже чуткая совесть Пигала Сиринского этот факт отрицать не могла.
– Сдается мне, магистр, что вы нам не доверяете.
Пигал даже вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос барона Садерлендского.
– С чего вы взяли, человек молодой?
– Будь я на вашем месте, никогда бы не поверил сыновьям человека, тесно связанного с Черной плазмой. Поговаривают, что наш батюшка был с Сагкхом в большой дружбе.
– От кого вы слышали эту чушь?
– От Летучего Зена, а он в свою очередь подслушал ваш с кентавром Семерлингом разговор. Конечно, верить Зену на слово я бы не стал, но, понаблюдав за вами, просвещеннейший, я пришел к выводу, что вас, мягко так скажем, мучают сомнения. И мне захотелось узнать, в чем вы подозреваете князя Тимерийского и какой подлости ожидаете от нас?
Просвещеннейший Пигал был слегка смущен напором человека молодого, но отмалчиваться в создавшейся ситуации было бы глупо.
– Я подозреваю, что ваш батюшка разрушает мины гельфов, чтобы облегчить Черной плазме прорыв в наши пределы. Возможно, он действует бессознательно, по заложенной Сагкхом программе.
– И вы не исключаете, что мы эту программу унаследовали?
– Согласитесь, человек молодой, что я просто обязан рассмотреть эту версию.
– Но я не чувствую влияния Черной плазмы,– возразил Феликс.
– Видите ли, барон, многие поступки мы совершаем бессознательно, не отдавая себе отчета в их последствиях. Иногда нам кажется, что мы совершаем благое дело, но на поверку оказывается, что это далеко не так. Очень может быть, что я ошибаюсь в своих сомнениях, но рассеять их может только время.
Выговорившись, Пигал почувствовал облегчение. Теперь никто уже не вправе упрекать его в коварстве. А если в молодых людях преобладают человеческие качества, то, надо полагать, они призадумаются.