Черный смерч (илл. А. Кондратьева)
Шрифт:
«Все пропало», — мысленно твердил Анатолий. Он протестовал, требовал, чтобы его выпустили на палубу, но из этого ничего не вышло. В Сингапуре им не позволили сойти в город и препроводили под конвоем на пароход, отправляющийся в Европу. Там их опять обыскали и снова заперли в каюте, на этот раз вместе. Пароход отчалил сразу же. Через пять часов после отплытия дверь каюты отперли.
Сапегин был задумчив и явно расстроен. Теперь они были свободны, но как много они потеряли! Этого не мог себе простить Сапегин. Вряд ли еще представится такой случай
Наконец советским ученым предложили сойти в Греции или Югославии. Они отказались.
По прибытии в Геную советские ученые вместе со всей толпой пассажиров сошли по сходням на пристань. Таможенники окружили их и повели в особую комнату для осмотра, где обыскивали так, будто искали иголку. Та же история повторилась в таможне аэропорта при посадке на самолет, летевший в Чехословакию. Профессор возмущался и протестовал. У советских ученых почти ничего не осталось из собранной коллекции. У Егора сохранились только записки.
На аэродром в Прагу прибыли днем. Они обрадовались этому городу, с кремлем у реки Влтавы, напоминавшим родную Москву.
— Друже, вы забыли свой багаж, — улыбаясь, сказал летчик, подавая Анатолию саквояж.
— Спасибо, это не наш, — вежливо отказался Анатолий.
— Это ваш, — настойчиво сказал летчик. — Вы загляните в него.
Егор взял из рук Анатолия саквояж и раскрыл его. Сверху лежала фотокарточка. Это было смеющееся лицо Бекки. Надпись на другой стороне гласила: «Анатолию от Бекки в память о Яве». Дальше лежали какие-то свертки, тщательно упакованные. Егор, едва сдерживая нетерпение, вынул нож, быстро разрезал не только веревку, но и резиновую обертку и ножом раздвинул вату. Там в резиновых мешочках были сосуды с «ЭС-6001» и «ЭС».
— Верно, наш багаж! — ликующим голосом закричал Егор и принялся трясти руку летчику.
— Но как вам удалось? — спросил Сапегин.
— Сила на нашей стороне, — ответил летчик улыбаясь. — Если народ захочет, он все может!
Глава XXII
Барометр падает
«Чайна-клипер» с Формозы прилетел в Сан-Франциско ночью. Автомобиль уже ожидал их, и Луи Дрэйк вместе с Анной Ван-Коорен отправились в свой загородный дом.
Дрэйк, безмерно уставший с дороги, увидел у себя в кабинете телеграмму Пирсона с требованием позвонить ему сейчас же по прибытии. Дрэйк колебался, но только мгновение. Не без трепета позвонил он Пирсону в Вашингтон. Тот и разговаривать с ним не стал.
— Жду в четыре, — приказал Пирсон и положил трубку.
Голос у Пирсона был спокойный, какой-то безразличный; он не кричал, не сердился, и это больше всего обеспокоило Дрэйка. Как ужаленный, оглянулся он на стук двери, ожидая увидеть дуло пистолета, направленное на него. Но это была Анна. Дрэйк вызвал всех слуг и приказал осмотреть весь дом.
Дрэйк все еще не мог спокойно разговаривать с Анной. Он мысленно проклинал Пирсона и всю его шайку, досадуя на свою медлительность: он должен был в свое время прикончить Пирсона.
Утром Дрэйк позвонил на аэродром и не поверил, что пилоты авиационной компании бастуют.
— Мы поедем на аэродром и там возьмем случайную машину, — предложила Анна.
На аэродроме было полно полиции, джименов, пилотов, самолетов, но ни одна машина не поднималась в воздух.
Луи Дрэйк вызвал «самого старшего», ругался и грозил. Представитель компании, узнав, с кем имеет дело, начал жаловаться на смутьянов, потом на власти, но помочь ничем не мог.
Дрэйк позвонил на военный аэродром и потребовал машину, ссылаясь на вызов Пирсона. Начальник ответил, что готов хоть сейчас предоставить ему машину, но полеты временно прекращены, так как барометр показывает бурю и разрешения на вылет он дать не может. Дрэйк опять грозил, обозвал начальника ослом и бросил трубку.
Он очень обрадовался, увидев Меллона. Тот тоже требовал места в аэроплане или аэроплан целиком и призывал кару господню на авиационную компанию. Маркиз Анака пригрозил. Представитель компании, нервничая, все куда-то звонил и наконец радостно сообщил, что летчик нашелся и поведет шестиместный скоростной самолет.
Вскоре вдали послышались гудки полицейских машин.
— Не выходите! — крикнул Дрэйку представитель компании. — Может быть потасовка.
Полицейская машина высадила пилота-штрейкбрехера прямо в самолет. Потом доставили старика-радиста — тоже штрейкбрехера. Аэроплан оцепили полисмены. Пилоты, штурманы, радисты осыпали бранью скэбов. Дрэйка, Анну и Меллона позвали к самолету, когда винт уже ревел. Их охраняли полисмены.
Винт ревел, возмущенная толпа забастовщиков кричала, полисмены дрались палками; в общем, посадка получилась бурная. Дверца закрылась, аэроплан, промчавшись по аэродрому, взлетел.
Луи Дрэйк мысленно готовился к предстоящей схватке с Пирсоном, Анна пробовала читать. Самолет качало. Меллон первый сунул лицо в большой пакет из непромокаемой бумаги. Затылок его стал пунцовым. В промежутках между ныряньями в конверт он то громко читал молитвы, то стонал.
— Есть лимоны, — вдруг сказал худой старик, сидевший возле радиоаппарата.
Он дал Меллону лимон и бутылку воды. Но Меллона вырвало, как только он выпил воды.
— Обычно их принимают раньше, — пояснил старик.
Дрэйк спросил бутылку кока-кола и предложил Анне; та отказалась. Она еще держалась, хотя то и дело прикладывала платок ко рту и нюхала какие-то соли.
Наконец Дрэйк устал думать и мысленно спорить с Пирсоном; он посмотрел в окно. Внизу он не увидел ни деревьев, ни травы, ни построек. Он вообще ничего не увидел.
— Черти, стекол не моют! — грозно сказал Дрэйк.
— Пыль, — ответил старик-радист.
Дрэйк снова посмотрел и увидел непроглядную мглу. Он посмотрел через окно вверх, но солнца тоже не увидел. Самолет тяжело заурчал.