Черный смерч
Шрифт:
"Кто ради блага народов, ради борьбы за вечный мир во всем мире борется с "железной пятой" финансовых заправил, жаждущих войны?" - задала себе вопрос Бекки. И мысленно ответила: "Конечно, честные люди. И ради этого они отказались от личных удобств, чтобы вершить героические дела". Ну что же, если Бекки знает только Джима и Франка, она узнает и остальных.
Бекки подняла голову и, стараясь не выказать любопытства, молча принялась изучать своих спутников, чтобы составить себе более точное представление о каждом.
Эрл сидел в кабине пилота, и оттуда виднелись только его спина, плечо и профиль.
Зато Франк был полной противоположностью Эрлу. Рослый, широкий в плечах, с бритой головой и круглым, чисто выбритым обветренным лицом, он оказался очень веселым человеком в путешествии. Франка будто подменили: и следа не осталось от его строгости. Сейчас он шагал взад и вперед в узком проходе меж ящиков, напевая под нос известные мелодии на слова собственной импровизации.
Худощавый Викки, с изящным продолговатым лицом и черными усиками, напоминал киноактера. Викки сидел на месте штурмана с наушниками от радиоаппарата. Бекки все время чувствовала на себе его излишне пристальный и восхищенный взгляд. Она уже несколько раз с немым протестом оглядывалась на него. Викки мгновенно отводил глаза в сторону, делая вид, что очень занят радио.
Зато Джим, всегда казавшийся легкомысленным и веселым, в путешествии держался гораздо серьезнее. Время от времени он окидывал Бекки озабоченным взглядом, словно хотел убедиться, что она жива и здорова. Бекки была немного приятна эта опека, но немного и сердила: она понимала, что Джим боится за нее. Вот и сейчас он подошел и предложил ей поесть.
– Это мое дело - покормить вас!
– деловито отозвалась Бекки.- Я изнываю от безделья!
Она приняла из рук Джима картонную коробку. Оттуда Бекки вынула бумажные салфетки и расстелила их на столе. Потом разложила бумажные тарелки. Джима и Викки она заставила открыть банки со свиной тушенкой, сосисками и паштетом. Вместо хлеба были галеты. Ели молча, деловито. Первым закончил Эрл. Дожевывая бутерброд, он ушел в кабину летчика. Франк рассказал веселый анекдот. Все смеялись. На смех вышел Эрл и, выслушав анекдот, улыбнулся, обнажив золотые зубы. Заметив внимательный взгляд девушки, обращенный на его рот, он сказал не без горечи:
– Золотые зубы имени Гитлера.
– Не понимаю,- откликнулась Бекки.
– Мои собственные зубы взяли себе на память молодчики Гитлера.
"Пытали и выбили зубы",- подумала Бекки.
– Гол!
– крикнул Франк и швырнул кокосовым орехом в Джима.
Юноша поймал орех на лету и, прижав к груди, срезал ножом верхушку.
– Кокосовое молоко,- объявил Джим, первым запуская ложку в белую массу, напоминавшую молочный кисель.
– Я тоже не зевал на острове,- объявил Викки.- У меня писанг.
Бекки не поняла.
– Писанг - по-малайски "банан",- пояснил Эрл.
– Вот писанги,- сказал Викки и положил перед Бекки связку желтых бананов.
– После завтрака мы займемся малайским языком,- предложил Эрл.- Для Индонезии это наиболее универсальный язык, я бы сказал - язык путешественников. Он очень поэтичен и грациозен. Например: "матта" - это "глаз", "хари" - "день", а "матта-хари" - "глаз дня", то есть солнце. Предрассветный час до зари передается словами: "Белом тарбанг воват" - то есть: "Еще мухи не летают". Восемь часов утра обозначаются словами: "Кринг амбун" - "Роса высохла". Четыре часа дня - "Пукул ампат" - так индонезийцы называют цветок, раскрывающийся в четыре часа пополудни, а к утру закрывающийся.
Бекки посмотрела на свои часы и объявила:
– Кринг амбун!
– Бай (хорошо),- отозвался Эрл.
Пока Эрл объяснял, Франк ушел в кабину летчика, а Викки убрал пустые банки, бумажные тарелки и салфетки. Джим положил перед Бекки на ящик чистый блокнот и свою автоматическую ручку.
– Ругательных слов на малайском языке нет,- сказал Эрл.
– Неужели малайцы никогда не ссорятся?
– спросила Бекки и тут же быстро назвала: - "Амок"!
– Заметив желание Эрла возразить, она тут же пояснила: - Ну, это когда малаец в гневе вскакивает и, выхватив нож, бросается в исступлении на людей.
– Наглядное влияние американской кинопромышленности,- снисходительно глядя на Бекки, сказал Эрл.
– Верно, Бекки?
– спросил Джим.
– Ну да, я видела такой фильм...- Бекки запнулась и покраснела.
– Мне не верит, а кинофильму верит,- продолжал Эрл.- Вы правы только отчасти.- Эрл вынул из нагрудного кармана пачку сигарет и закурил.- "Мачан" - по-явански "тигр" - обычное ругательство яванцев по адресу европейцев. Есть очень сильное ругательство "бодо", что означает "глупый". Сказать без основания "ана тида малу", "как тебе не стыдно",- значит сильно обидеть. А сказать "куранг адьяр", что означает "недостаточно благовоспитанный",значит очень оскорбить, и если это сказали без основания, оскорбленный может отомстить.
Бекки улыбнулась.
– Вы напрасно улыбаетесь. Сейчас я дам вам свои записки по Индонезии, и вы должны будете их прочесть. По этому конспекту я писал статьи для нашей газеты "Дейли Уоркер".
Эрл отошел в угол, где возле ящиков лежали вещи, и, вынув из своего рюкзака две толстые тетради в коленкоровых переплетах, дал их Бекки. Она взяла их и пошла к своему креслу.
Самолет тряхнуло. Эрл поспешил к автопилоту. Бекки побледнела и схватилась за ящики. Из кабины летчика вышел Франк.
– Автопилот капризничает. Виски хочет... Боится тайфуна.
– Не испугаете!
– предупредила Бекки.
Франк весело посмотрел на нее и ободряюще засмеялся. Все же Бекки выглянула в окошко. Огромные пространства побелевшей от пены океанской воды испугали ее.
– Мы прилетим сегодня?
– овладев собой, спросила она.
– Нет! Мы сделаем еще одну посадочку,- отозвался Викки.- А страшно?
– Ничуть!
– вызывающе ответила Бекки. Она села в свое кресло, подобрала ноги и, глядя на Викки, не спускавшего с нее глаз, не без кокетства продекламировала: