Черный соболь
Шрифт:
Летом, часто и подолгу живя возле города, Тосана научился говорить по-русски, свел знакомство с посадскими людьми и стрельцами.
Морща лоб, Тосана прикидывал в уме, сколько и чего ему на этот раз удастся выменять. Прежде всего предстояло уплатить воеводским сборщикам ясак: каждую десятую шкурку, и притом лучшую из привезенных, он обязан был сдать в царскую казну. За ясак русские воеводы не платили ни алтына. Тосана, подсчитав в уме количество мехов, покачал головой, вздохнул и подумал еще, что придется в городе подработать чем-нибудь: колкой дров для казенных изб, перевозкой на олешках какого-нибудь груза, — он и раньше, бывало, занимался этим: зима длинна, голодом кому хочется жить?
Своих оленей
Нелегко было жить Тосане. Бог Нум не послал ему сына, наследника и помощника в охоте. Стареющему ненцу с каждым годом приходилось все труднее, и если бы не Еване, которая была искусной и верной помощницей, пришлось бы совсем туго. Жена Санэ тоже стала сдавать, хотя еще и вела хозяйство — готовила пищу, обрабатывала шкурки, шила одежду и обувь.
«Еване не вечно с нами жить, — с грустью размышлял Тосана. — Найдется молодой парень и уведет Ласковую в свой чум. Ох, горе тогда! Одиноко будет. Руки-ноги ослабнут, глаза погаснут, не догнать будет в тундре оленя, не вернуть в стадо, на лыжах за белкой не поспеть… В снегу не различить белого песца…»
Тосана взял топор, принялся рубить сучья, которые уже успела наносить из леса Еване. «Завтра чуть свет поеду в Мангазею, — решил он. — Первый торг прошел, все хорошие шкурки раскупили. Теперь цена на них снова будет повыше». Он опустил топор, повернулся в сторону невидимого города.
Мангазея… Это русские назвали так свою крепость. На свой лад переиначили имя Малконзеи, старинного самоедского рода, кочевавшего в этих местах.
Из чума выглянула Еване, позвала дядю обедать.
— Саво note 6 . Иду, — отозвался Тосана.
Note6
Саво — хорошо.
Он собрал дрова и, прихватив топор, вошел в чум.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На первых порах кочу Аверьяна Бармина сопутствовала удача. Южные ветры, господствовавшие в начале пути в море, позволили ему, придерживаясь в виду берегов, под парусом, а иной раз и на веслах добраться до Канина, подняться вдоль побережья полуострова к северу, до устья реки Чижи. С приливом коч поднялся по реке в верховья. Потом артель вытащила его на сушу, поставила на катки и перетащила в другую канинскую реку — Чешу. По ней выбрались в Чешскую губу.
Благополучно дошли до устья Печоры. Аверьян решил продолжать путь, не заходя в Пустозерск, населенный русскими рыбаками и торговцами. Делать там было нечего. Провизии хватало, надо было дорожить временем. Коч упрямо продвигался вперед, к мысу Медынский заворот. К берегу причаливали редко — за пресной водой да пострелять дичи. На привале, выбравшись на высокий угрюмый берег, Гурий с любопытством осматривал голую, поросшую чахлой тундровой травкой и мхами землю, дивился березкам, которые не тянулись к небу, а стлались по земле. Иной раз с изумлением склонялся он над диковинными цветками, похожими на бутоны купаленок, прятавшимися среди стланика.
Гурию путешествие нравилось. Особенно радостно было, когда судно шло под парусами при свежем ветре, разбивая носом волны — только брызги по сторонам каскадами, а за кормой, у руля, вода вскипала бурунами. Небо чаще всего было облачным, с редкими прозрачно-голубыми разводьями. Облака оставляли окна словно бы для того, чтобы в них могли косо прорваться к земле сверкающие тетивы солнечных лучей. Ночи были светлые, и ночами Аверьян упрямо стремился вперед.
У руля сидели по очереди. Когда не штормило и ветер не менял направления, рулевой справлялся и с парусом и с румпелем. note 7 Дозорный артельщик следил за берегом, за встречающимися на пути редкими льдинами, каменными грядами и кошками, которые обнаруживал по кипенью воды. Он давал сигнал рулевому об опасности, и тот обходил подозрительные места. Не раз на отмелых кошках коч садился днищем на песок. Тогда все дружно брались за шесты, спустив парус, и снимали судно с мели. Это, правда, случалось редко, хотя все время плыли вблизи берегов. Следуя Мангазейским ходом, поморы всегда жались к берегам, опасаясь в туманные дни сбиться с курса и попасть в ледовый плен. Плавучие льды скитались по Белому и Баренцеву морям почти все лето… Да и в открытом море с сильным волнением на малом судне плавать было опасно. В случае поломки коча, нехватки пресной воды артельщики близ берегов всегда могли ступить на землю, пополнить запасы и починить судно.
Note7
Румпель — рукоять руля для управления судном.
Гурий возился у огонька, разложенного на дерновой подушке, варил в котле сушеную рыбу, кипятил воду в чайнике. Отец все присматривался к сыну и наконец сказал:
— Иди сюда, Гурий! Пора брать в руки румпель. Он посадил сына в корму, передал гладкую рукоять руля и велел править на видневшийся вдалеке мыс.
— За ветром гляди. Парусом управляй.
И все время следил за действиями сына. Левая рука Гурия — на румпеле, правая в любой миг готова взяться за веревочный конец от угла паруса — отпустить или, наоборот, подтянуть его. Гурий, плотно запахнув полушубок, все поглядывал вперед чуть ссутулившись. Лицо парня, недавно еще белое, не тронутое загаром, за эти дни потемнело, стало бронзоветь, скулы заострились. Цвет глаз был похож на цвет зеленоватой морской воды.
Аверьян встал, долго смотрел вокруг, придерживаясь за мачту. Справа виднелся берег — угрюмый, голый, с полоской черного торфяника по обрыву. Поднял Аверьян бороду к небу с поредевшими облаками. На море впереди завскипали белые барашки, резкий ветер леденил лицо. Неуютно, хмуровато.
«Сменится ветер, — сдвинул Аверьян выбеленные солнцем и брызгами морской воды брови. — На сиверик потянет. Лед притащит. Туго придется».
Под брезентовым пологом спали мужики. Аверьян потряс носок высунувшегося сапога, широкий, порыжелый. Из-под брезента выбрался Герасим Гостев, зачерпнул забортной воды, плеснул в лицо, утерся, стал рядом с Аверьяном и тоже забегал взглядом по кипени волн, по небу.
— Ветер на сиверик потянет, — Герасим проследил за движением облаков, за чайками, которые мельтешили белыми хлопьями далеко, почти у самой кромки берега. — Лед притащит. На подходе к острову Песякову это не диво.
— Надо готовиться, — сказал Аверьян. Герасим показал рукой:
— Во-он, впереди лед. Тут как тут…
Гурий с кормы тоже крикнул:
— Батя, там лед! Или, может, пена?
— Самый настоящий лед, — загудел Аверьян. — Теперь надобно беречь бока. Мужики, беритесь за багры!
Попутный ветер уступил место встречному, злому, резкому. Промышленники свернули парус и стали выгребать к берегу.
Вскоре коч со всех сторон обжали мелкие и крупные льдины, пригнанные северо-западным ветром. Лица обдало стужей. Поморы расталкивали льдины, искали разводья, стремясь поскорей подобраться к берегу. Но у берегов стоял припай. Суденышко затерло, в бока уперлись белые глыбы. Артельщики теперь уже были озабочены тем, чтобы судно не раздавило. Но недаром строили коч умелые руки: его выжало на поверхность. Хрупкое деревянное суденышко обмануло льды. Мореходы вытащили его на льдину и стали выжидать погоду.