Черный тан
Шрифт:
Вопль разорвал тишину пещеры. Отчаянный, долгий, мучительный вопль, исторгшийся из самых глубин души Нокса. Даже когда казалось, что у него уже не осталось воздуха, вопль продолжался, пока не стал хриплым, сухим звуком. Нокс не подошел к Эстер, а вместо этого обхватил себя руками и сначала опустился на колени, а потом, скорчившись, упал на землю. Оставшиеся Дети, ошеломленные происходящим, сначала застыли от ужаса, потом двинулись вперед, чтобы помочь своему лидеру. Неодобрительно прищелкнув языком, Джал нетерпеливо махнул рукой и заморозил их и скооров. Итак,
Нокс был уничтожен горем и яростью. Ему казалось, что все те времена, когда он не чувствовал ничего, вернулись. Теперь он осознал все: Эстер, Даниэль, свое собственное ничтожное существование без любви и привязанности, пустоту своей души. Все это сейчас навалилось на Нокса волной жалости к себе. Он не знал, что Джал сделал с остальными Детьми. Ему было все равно, даже если бы и знал. Нокс сейчас был занят только собой. Он плакал, как ребенок, очень долго, пока у него не заболели мышцы живота, точно от сильного смеха. По лицу были размазаны слизь из носа и слюна, но Нокс не делал попыток вытереть их. Глаза его были открыты, но он ничего не видел.
– Нокс, успокойся… Успокойся, Натан, — пытался урезонить его голос Дэнни. – Он не настоящий Бог. Это не твоя вина… Он послан самим Дьяволом…
Нокс не отвечал. Даже мысли его молчали. Но он перестал рыдать. Его сознание дрейфовало в спасительной пустоте, хотя он слышал голос Дэнни. Нокс слышал его… Наконец мысль обрела форму.
– Прости меня.
Правда, он пока не осознавал, за что. Даже в состоянии временного помешательства, когда каждый нерв в теле Нокса словно превратился в нарыв и был не способен действовать в унисон с разумом, стоило ему только протянуть руку и коснуться края серого окровавленного платья Эстер, как Нокс понял, что слова запоздали.
Слишком поздно для извинений.
В Сутре прошло около недели с тех пор, как исчезла Риган. Совет был вынужден признать, что Талискер и Тристан ни в чем не виноваты, особенно после того, как Эскариус уверил их, что спал у входа в пещеру всю ночь. Первую пару дней и Талискер, и Тристан хандрили, им не хотелось говорить о Риган, и они держали свои мысли при себе. Потом как-то Талискер увидел Триса за откровенной беседой с Эскариусом и Маркометом, но не стал выяснять, что происходит. Он в одиночестве проходил целые мили по берегу океана, глядя в сторону Сутры.
За годы, которые он прожил здесь, Дункану часто приходила в голову мысль, что название «Сутра» у него всегда ассоциировалось со страной, а не со всем остальным миром, дрейфующим в океане. Конечно, существовали и другие страны, но у него никогда не возникало желания исследовать их. Великие не были хорошими мореплавателями, хотя ловили рыбу в прибрежных водах океана, но, насколько Талискеру было известно, ни с кем не торговали. В мире, где слово «далеко» обозначало расстояние, которое может проскакать лошадь в течение дня, это было достаточно разумным, но Талискера сейчас интересовало полное отсутствие у людей любопытства…
– Отец! Отец!
Талискер прищурил глаза от яркого солнца и увидел спешащего к нему по берегу Тристана. Грубая галька делала его путешествие очень трудным, поэтому юноша задыхался, несмотря на свежий воздух. Чтобы немного облегчить усилия сына, Талискер почти бегом бросился ему навстречу.
– Что случилось, Трис?
– Ничего плохого. Совет согласился дать мне в помощь племена сидов. Я подумал, что ты будешь рад услышать это.
Талискер нахмурился:
– Какую помощь? Зачем это все, Тристан?
– Они согласились стать моими союзниками, отец.
– Но зачем? – настаивал Талискер. – Мне казалось, ты захочешь вернуться со мной домой.
Тристан выпрямился, насколько мог, и его ответ поразил Талискера в самое сердце.
– Риган ушла, и я знаю, что это причиняет тебе сильную боль. Мне тоже. Но она никогда не была истинной правительницей Сулис Мора. Я настоящий тан, если ты забыл, и обязательно верну трон, которого твоя дочь лишила меня…
– Моя дочь? – Тон Талискера был упрекающий, но не сердитый. – Она также твоя сестра, Тристан. Неужели мы потеряли все, что связывало нас? Выходит, наша семья умерла вместе с Уной?
Пока Талискер говорил, он понял, что не ждет от сына ответа. Риган нельзя было простить, и они оба пришли к такому выводу. Его горе было неопределенным, бесформенным, а в упреке Тристану звучало больше сожаления, чем чего-то другого.
Тристан покачал головой:
– Семья? А что это для нее значило? Возможно, сначала Риган и поехала для того, чтобы защитить меня, но очень быстро забыла об этом, когда ею стали управлять власть и похоть. Ей нет прощения, отец. Когда я верну свой трон, то обязательно прикажу вычеркнуть ее из истории Сулис Мора навсегда. Ни один сеаннах никогда не расскажет сказку о Риган.
– Даже про Корвуса рассказывают истории, Тристан…
– Я так решил…
Тристан уставился на воду. Горечь обострила его обычно мягкие черты лица. После прощания с Риган он стал воспринимать ее предательство еще тяжелее, но эта печаль придала ему решительности. Больше не должно быть слез из-за сестры.
– Да, – спокойно согласился Талискер. – Но прежде всего тебе надо отобрать свой трон у Джала. Как ты собираешься это сделать с помощью небольшого количества сидов?
– Я, может быть, и калека, отец, но не глупец…
– Я никогда и не…
– Сиды некоторое время следили за Сулис Мором. Они подозревают, кстати, как и Мориас, что Джала нет в городе.
– Что? Кто же там остался? И куда мог уйти Джал?
– Мы не знаем. Нам неизвестны его планы. Я знаю только, что он оставил кого-то или, вернее, что-то охранять город. Другое дело, что армия южных племен, о которой говорил Мориас, очень маленькая, не больше двух тысяч человек. Мы думаем, что таны Хью и Лэхлен должны прислать ее, но опять-таки нам неизвестно…