Черный треугольник. Станция назначения - Харьков
Шрифт:
– Что значит хорошо? Знал, встречался, разговаривал. Принимал в нем участие, оказывал в необходимых случаях поддержку…
Отец скромничал. О Галицком он звал многое.
Выяснилось, что командир партизанского отряда родом из Тобольска, сын крупного местного чиновника. К анархистам примкнул еще в гимназии, в шестом или седьмом классе. Участвовал не только в пропагандистской, но и в боевой работе. После вооруженной экспроприации крупной суммы денег был в январе семнадцатого арестован, но вскоре освобожден. Сформировал
Когда атаман Дутов, возглавивший в Оренбурге Комитет спасения родины и революции, совершил переворот и арестовал Оренбургский Совет рабочих и солдатских депутатов, отряд Галицкого присоединился к красногвардейским отрядам и участвовал в боевых действиях на Оренбургском фронте. В дальнейшем ему поручили сопровождать отправляемые из Сибири в Москву эшелоны с хлебом.
В феврале тысяча девятьсот восемнадцатого, когда немцы нарушили перемирие и в Московской федерации анархистских групп дискутировался вопрос об отправке на фронт отрядов черной гвардии, Галицкому и его людям предложили остаться в Москве.
По отзыву Отца, отряд «Смерть мировому капиталу!», насчитывавший тогда около ста человек, был наиболее дисциплинированным и боеспособным. Поэтому ему поручили охрану Дома анархии, а Галицкого предполагалось избрать в секретари федерации.
Я поинтересовался, участвовал ли Галицкий вместе с Ритусом в «красковском пикнике».
Оказалось, что нет.
– Мы решили его к этой акции не привлекать, хотя Ритус и вносил такое предложение.
– Почему же?
– Галицкий не был в курсе предшествовавших событий. Кроме того, по своему характеру он не совсем подходил к этой операции. Он, я бы сказал, отличался излишней впечатлительностью, – объяснил Муратов. – В этом отношении он был похож на вашу приятельницу Штерн.
Кажется, этот юноша, так страстно мечтавший поставить меня к стенке, не зря мне понравился…
– А бойцов из отряда «Смерть мировому капиталу!» Ритус использовал в Краскове?
Отец улыбнулся и поглубже втиснулся в свой кокон из подушечек:
– Не помню. Это так давно было, мой дорогой…
– Но кого-нибудь из тех, кто отправился с Ритусом в Красково, помните?
– Их давно нет в Москве. Зачем ворошить старое? Люди, которые помогли Ритусу изъять ценности, выполняли обычное задание. Не будем их трогать.
Я спросил, почему Ритус отвез ценности в особняк Лобановой-Ростовской.
– В Доме анархии бывало много случайных посетителей, а в особняк Лобановой-Ростовской посторонние проникнуть не могли. Кроме того, Ритус полностью доверял Галицкому.
– А вы, Христофор Николаевич?
– Тоже.
– Тогда?
– И тогда и сейчас. Ему можно было доверять. При всех своих недостатках Борис всегда отличался честностью. В его отряде расстреливали за каждый случай грабежа.
– Почему же он отдал часть ценностей своей любовнице?
– Это он сделал по моему совету. Мы считали целесообразным разделить ценности. И не ошиблись. То, что находилось в особняке Лобановой-Ростовской, было вами тотчас же изъято.
– Значит, у Елены Эгерт драгоценности находились только на хранении?
– Разумеется.
– Следовательно, вы ей тоже доверяли?
– В отличие от вас, мы всегда доверяем, Косачевский.
– Это не ответ, Христофор Николаевич. Вы ее лично знали?
– Знал.
– Давно?
– С февраля восемнадцатого.
– Через Галицкого?
– Да.
– Она тоже анархистка?
– Беспартийная. Эгерт, насколько мне известно, стояла в стороне от политики.
– Но сочувствовала анархистским идеям?
– Как и каждый порядочный человек, – подпустил шпильку Муратов.
– Бывала в Доме анархии?
– Довольно часто.
– Вы ей раньше что-либо поручали?
– Случалось.
– А какого рода были эти поручения?
– Не террористического характера.
– Уроженка Москвы?
– По-моему, Петербурга. Но жила в Тобольске. Служила там у кого-то в гувернантках.
– Галицкий с ней познакомился в Тобольске?
– Видимо.
– Они вместе в Москву приехали?
– Нет. Борис говорил, что они встретились здесь случайно. Она тут гостила у сестры.
Итак, у Елены Эгерт есть сестра, которая жила, а возможно, и до сих пор живет в Москве. Но что-либо выяснить мне не удалось. Кажется, Муратов действительно ничего о ней не знал. По его словам, он видел ее лишь один раз, на квартире у Елены Эгерт.
– Куда Галицкий уехал в мае восемнадцатого?
– К матери.
– В Тобольск?
– Да.
– А затем?
– Был в Екатеринбурге.
– Где он сейчас?
– Представления не имею. Во всяком случае, не в Москве.
– Вы с ним переписывались?
– До середины восемнадцатого года.
– Я бы хотел вас попросить об одной любезности, Христофор Николаевич. Вы не могли бы познакомить меня с письмами Галицкого?
– Сожалею, но я не имею привычки сохранять письма. Да и не было в них ничего такого, чего бы вы не знали. – Последние слова он почему-то выделил курсивом. – В них было лишь то, о чем вы предпочли бы забыть…
– Простите?
– Охотно прощаю, мой дорогой.
– Вы что-то начали говорить загадками, Христофор Николаевич.
– А вы не обращайте внимания. Какой со старика спрос? Да и устал я. Не пора ли кончать, а?
– Еще несколько минут, Христофор Николаевич.