Черный треугольник
Шрифт:
– О чем?
– О солдатах... бронеавтомобиле... Право, весь этот воинский антураж ни к чему. Он лишь будоражит и без того возбужденную религиозную массу.
– Если не ошибаюсь, именно вы просили принять меры против этой "религиозной массы"?
– Я тогда еще не знал, что грабители не тронули хитона и ризы. А теперь, когда недоразумение выяснилось...
– Разве им, - я кивнул в сторону толпы, - не сказали об этом?
– Сказали, разумеется. Помощник коменданта объявил, что реликвии находятся
– В чем же дело?
– Они не верят, - сказал Дубовицкий и, помявшись, добавил: - Помощник коменданта для них не авторитетен.
– А кто же, позвольте полюбопытствовать, для них авторитетен?
– Архимандрит Димитрий, - извиняющимся тоном сказал Дубовицкий. - Я уже с ним беседовал...
– И что же?
– Мне посчастливилось его уговорить. Может быть, ему удастся успокоить людей... На него можно положиться...
– Я предпочитаю в подобных случаях полагаться только на пулеметы, Виталий Олегович.
Ловко увернувшись от брошенного кем-то камня, Дубовицкий пожал плечами:
– Воля ваша.
Из-за моей спины вывернулся некто в хорьковой шубе и пенсне на носу. Напористо сказал:
– Господин Косачевский, мне как репортеру "Русских ведомостей", - он протянул корреспондентский билет, - желательно бы задать вам один вопрос...
– Если позволите, первым вопрос задам я. Как вы ухитрились проникнуть через оцепление?
Некто в шубе польщенно осклабился:
– Смею уверить, это было не так уж трудно. Проявив некоторую изобретательность...
– Тогда вторично проявите свою изобретательность и проникните обратно. Это будет еще легче.
– Я протестую, господин Косачевский.
– Естественно.
– Позвольте... - Но Артюхин уже передавал его с рук на руки ближайшему солдату.
Дубовицкий, молча и неодобрительно наблюдавший эту интермедию, поморщился:
– Опрометчиво, Леонид Борисович. Как-никак, а "Русские ведомости" голос независимой интеллигенции.
О "чистоте" голоса этой газетки можно было, конечно, поспорить. Но к чему? Ведь Дубовицкий не только "Русские ведомости", но и самого себя тоже причислял к стоящей над партийными раздорами истинно русской интеллигенции. Бывший присяжный поверенный считал, что ему и его единомышленникам предстоит объединить демократические силы и повести их... Вот куда именно, Дубовицкому было неясно: то ли ко всемирному христианскому братству, то ли к коммунизму, то ли к конституционной монархии с либеральным профессором на престоле.
Начальником уголовно-розыскной милиции он стал летом семнадцатого при Временном правительстве. И теперь заканчивал свою карьеру полным развалом розыскной работы.
– Разговор о русской интеллигенции отложим до другого раза, Виталий Олегович. А сейчас, будьте любезны, введите меня в курс дела.
–
По словам Дубовицкого, вчера во второй половине дня ризничий архимандрит Димитрий в сопровождении разводящего келейника, подрядчика и двух столяров направился в ризницу. Печать на входной двери была в полном порядке, замки тоже.
Однако, когда ризничий прошел мимо разобранных шкафов у входа - их-то и должны были собрать рабочие, - он обратил внимание на осколки стекла. Он кинулся к стенной нише. Толстое зеркальное стекло, прикрывающее ее, было выбито, а сама ниша пуста. В этот момент разводящий келейник крикнул, что дверь между первой и второй палатой взломана.
Оказалось, что восьмиугольная витрина с крестами, фимиамницами и панагиями почти пуста. Точно так же были очищены грабителями многоярусные дубовые шкафы в третьей, четвертой и пятой палатах, витрины и застекленные стеллажи вдоль стен, кованые сундуки, пятистворчатый шкаф, в котором находились ценности Успенского собора, в том числе и реликвии православной церкви.
– Почему же об ограблении советским властям было сообщено не вчера, а сегодня?
На этот вопрос Дубовицкий ответить не мог.
– Архимандрит, - сказал он, - телефонировал мне о случившемся на квартиру около четырех часов утра. О том, как была обнаружена кража и когда, я узнал уже здесь.
– Вы опрашивали архимандрита?
– Нет, я не считал это удобным.
– А вообще расследовать ограбление вы считаете удобным?
– Видите ли, Леонид Борисович, мои сотрудники сняли допрос с разводящего келейника, подрядчика и ювелира ризницы Кербеля. Я считал, что этого достаточно.
– Когда и кем ризница посещалась в последний раз?
– Затрудняюсь вам что-либо ответить.
– Ризничий здесь? - спросил я, чувствуя, что добиться от него какого-либо толка мне так и не удастся.
– Разумеется, Леонид Борисович. Он очень взволнован случившимся.
Я послал Артюхина за архимандритом. Долго разыскивать его не пришлось: ризничий стоял вместе со стареньким монахом в нескольких шагах от нас. Высокий, стройный, он был красив и немного картинен. Синие строгие глаза смотрели спокойно и выжидательно.
– Почему вы только сегодня сообщили в милицию об ограблении? - спросил я.
– Для этого имелись свои причины.
– А именно?
– В церковной иерархии существует такая же субординация, как и в светской, - спокойно и вразумительно объяснил он. - Поэтому, узнав об ограблении, я счел своим долгом прежде всего поставить в известность патриарха и действовать, сообразуясь с его указанием.
– Выходит, он возражал против того, чтобы вы сразу же сообщили нам?