Чёрный вдовец
Шрифт:
«Если бы ты не был таким прямолинейным, друг мой, нам было бы куда проще. Не пришлось бы пускаться в авантюры в самый последний момент».
В гробу он видал эту гибкость! Вместе с политическим чутьем! Пусть в эту дрянь кузен играет, ему по должности положено. А Людвиг со шпионами дел не имеет, и точка.
От злости он так сильно хлопнул дверью Оранжереи, что золотой символ «корона над скрещенными мечами», намертво приделанный на фронтоне, покосился и едва не упал. Ему же на голову.
– Мобиль вашей светлости подан, – невозмутимо
Людвиг нехотя кивнул. Здравый смысл подсказывал, что таким злым садиться за руль – верное убийство ни в чем не повинной техники. И вообще, надо как-то расслабиться, что ли. Отвлечься.
Прочитавший по хмурому лицу начальства все, что должен читать хороший адъютант, Мюллер достал из бардачка плоскую фляжку и молча протянул Людвигу, едва тот сел на заднее сиденье.
После пары-тройки глотков в животе потеплело, окружающий мир перестал казаться настолько мерзким, и Людвиг даже нашел в себе моральные силы признать, что Герман не так уж и неправ. Отчасти. Но высказывать Людвигу недовольство все равно не имел права!
Чтоб она была здорова, эта политика!
Твердо решив отвлечься и подумать о чем-нибудь более приятном, Людвиг прикрыл глаза…
– Приехали, ваша светлость, – голос адъютанта вырвал его из сна.
Несколько мгновений Людвиг не мог сообразить, где он, и куда делась его жена?
– Ваша светлость? – теперь уже Рихард, открывший перед ним дверцу мобиля.
– Наша, – буркнул Людвиг.
Баргот бы побрал… Людвиг не мог точно сказать, кого или что. Но сон был таким… О, как она стонала, как отдавалась! Как сладко прогибалась, принимая его в себя, и держалась за его плечи, и…
Нет, штаны были сухими. Хотя бы не опозорился во сне, как подросток. Но вот все прочее!
Прочее стояло. Как камень. И требовало сейчас же, немедленно, продолжить с того самого места, где закончился сон. Можно прямо в библиотеке. Или в гостиной. Да где угодно!
– Фрау Рина дома? – спросил он как можно равнодушнее и про себя порадовался, что нынче в моде длиннополые сюртуки, прикрывающие все, что следует прикрывать в таких случаях.
– Дома, герр Людвиг, – ответил Рихард и выразительно кивнул на длинный и черный, как катафалк, мобиль доктора Мессера.
Проклятье! Какие демоны его принесли?! Не то чтобы он имел что-то против герра Мессера, нет. Правильный медик, в политику и дворцовые игры не лезет, к партиям не примыкает, никого отравить не пытается. Но Барготовы же подштанники, заявиться так не вовремя!
К его жене.
Трижды проклятье.
Людвиг слишком хорошо помнил, как не желал возвращаться в собственный дом, где его не ждала Эльза. Течная сучка. Она готова была раздвинуть ноги перед кем угодно, кроме собственного супруга! Его она, видите ли, боялась и им брезговала. То ли дело трахаться с королем, чтоб ей земля была камнями!
И вот, пожалуйста. Новая жена – старые традиции. Первый день женаты, а она уже принимает гостей.
То, что она принимала доктора – которого сам Людвиг просил заехать – несколько поправляло дело, но… но… Все они одинаковы! Сегодня доктор, завтра – кузен…
Барготовы подштанники, за что ему такое наказание?
О том, что мефрау Амалия Вебер была бы наказанием куда худшим, он теоретически помнил. Но отвращения к статусу женатого человека и наличию в его доме очередной развратной красотки это не отменяло.
А все матушка, чтобы она жила вечно! Матушка, и кузен, и проклятая политика, и сама фрау Рина – как убедительно она притворялась испуганной, послушной и скромной! Чтобы в первый же день… О, Людвиг прекрасно помнил, как Гельмут смотрел на нее, а она – на Гельмута! Да тут святой мученик озвереет!
Чтобы не озвереть окончательно и не покрыться чешуей, Людвиг сделал дыхательные упражнения. На свежем воздухе, не заходя в дом. Дворецкий терпеливо ждал, когда хозяин успокоится. Ему-то торопиться было некуда.
– Герр Мессер прибыл полчаса назад, – отчитался Рихард, принимая у Людвига плащ и шляпу. – Ее светлость велели накрыть к чаю.
Людвиг поморщился. Вести светские беседы вместо хорошего секса – отвратительное занятие. Но выгнать герра Мессера нельзя. Лейб-медик непременно все доложит кузену, и кузен выест Людвигу мозг. Мол, сам не обольщаешь супругу – так мне не мешай.
Чтоб он жил вечно, любимый брат!
Может, ну ее, супругу? Поздороваться, сослаться на усталость и уйти к себе. Ужин в кабинете с видом на кладбище, очередная дядюшкина книга по некромантии и здоровый спокойный сон. А перед сном позвать эту, рыженькую. Камеристку. Не в веселый же квартал ехать, право слово!
Трогать супругу Людвигу резко расхотелось.
– Рихард, где там моя… э… супруга?
– В утреннем будуаре, герр Людвиг.
Утренний будуар Людвиг ненавидел почти так же, как политику. Именно там его покойная супруга принимала дорогого кузена, и наверняка не только его. Проверять точно Людвиг брезговал. Просто после гибели Эльзы выжег все остаточные эманации ее ауры и всех, кто бывал в ее комнатах, и велел их запереть. А теперь там поселилась новая заноза.
Ладно. Надо успокоиться. Ему все равно придется делать с ней наследников, от долга перед родом никуда не деться. Да и сваливать свое проклятие на племянников или, Баргот упаси, Гельмута, будет не по-человечески. Хватит того, что проклятие поломало жизнь Людвигу. А его сын будет готов к своей ноше с рождения, Людвиг научит его всему, что знает сам. Всему, что добывал по крупицам, с кровью и слезами.
Ох, матушка! Вашу бы любовь, да в мирных целях!
К утреннему будуару он подошел почти спокойным. По крайней мере, никакой чешуи. И никакого подросткового стояка. К своей супруге он сейчас испытывал самые противоречивые чувства, и желания среди них определенно не было.