Черный вечер (сборник)

Моррелл Дэвид

Мертвое дерево, только и всего! Я подъехал ближе. Нет, это не скелет, а точная копия гигантской меноры, которую используют в иудейском богослужении: семь свечей в ряд. Семь голых, вертикально направленных ветвей... Брр, ну и зрелище, даже оторопь берет! Интересно, это чудо природы или кто-то специально подстригал дерево, но случайно повредил, и оно высохло?

Представьте огромную сухую менору посреди выжженной солнцем равнины... Увидев нечто подобное, до конца жизни не забудешь.

Последние две недели я провел в компании бывших однокурсников в горах Вайоминга. Мы лазали по пещерам, ловили рыбу в горных речках,

а потом жарили на костре, пели песни и вспоминали молодость. Сто лет не виделись, так что время пролетело быстро и незаметно. Мы вновь расстались, словно капельки ртути растеклись по разным штатам, где ждали жены, дети, работа... По семье я, конечно, соскучился, а вот очередной семестр, лекции и бездарные сочинения первокурсников особого оптимизма не вселяли.

Чувствуя, что устал от долгого вождения (со времени прощального завтрака на лесной поляне прошло восемь часов), я взглянул на спидометр. Сто двадцать километров в час. Пора сбавить скорость, а то, не дай бог, на патруль наскочу!

Или кого-нибудь собью...

Тут двигатель и застучал. У меня «Порше 912», четырехцилиндровый, такие в шестидесятых выпускали. Я очень дешево его купил в гараже подержанных автомобилей. Небольшой ремонт — и старая машина превратилась в сказку! Но я не учел, что для езды на больших высотах карбюратор следует настраивать специально. В результате к моменту, когда я добрался до гор Вайоминга, мотор чихал и фыркал, в карбюраторе появился конденсат. А вдруг двигатель перегрелся?.. Как бы то ни было, дальше ехать нельзя. Я сбавил скорость до тридцати миль в час. Стук не прекращался, руль начал дергаться. В мастерскую, срочно нужно в мастерскую!

Итак, я в самом сердце Небраски. Штат имеет форму треугольника: проведите линию высоты и посмотрите на верхний левый угол — вот где я находился. Граничащие с Вайомингом районы — это огромная, выжженная солнцем равнина: жухлая трава, перекати-поле, шалфей. Мало что изменилось с тех пор, как сотни лет назад здесь появились «пионеры». Еще пару часов продержаться — и начнутся города: чем южнее, тем чаще они попадаются. А на севере будто нога человека не ступала: за последние несколько часов ни одного поселения. Словно я не на четырехрядной скоростной магистрали, а на Луне.

В результате, увидев поворот на какой-то город, я так обрадовался, что мысленно поблагодарил и бога, и сухую менору. С трудом справляясь с бившимся в конвульсиях «Порше», я свернул на шоссе. Города что-то не видно... Доехав до знака «стоп», я огляделся: двухрядная дорога, никаких признаков цивилизации. И куда мне двигаться: направо или налево? Попробуем налево. Лишь проскочив возвышающийся над федеральной автострадой мост, я понял, что направляюсь к меноре.

По спине снова пробежал холодок. Хотя в тот момент меня куда больше волновало состояние «Порше». Педаль акселератора дрожала как от лихорадки. Тридцать километров в час, на большее машина сейчас не способна. Стараясь не поддаваться панике, я едва взглянул на дерево.

Слева, оно точно было слева. Как ни беспокоился я об умирающем «Порше», это все-таки отметил. Сухая менора слева у совершенно непримечательного двухрядного шоссе.

Я точно помню, уверен, что не ошибаюсь!

Километр, два, три. Бьющийся в конвульсиях «Порше» развалится в любую минуту. Куда же ведет эта дорога? Если бы не сухая менора, можно было бы сказать, что унылый пейзаж совершенно не меняется. Еще немного, еще чуть-чуть, и покажутся дома.

Похоже, я километров сорок отмотал... Неужели нужно было направо сворачивать? Я-то думал: пара минут — и в каком-нибудь городишке окажусь... Раз столько проехал, возвращаться уже не хочется. Да и кто знает, дотянет ли «Порше» до автострады.

Когда я впервые увидел менору, было пять, а сейчас часы на приборном щитке показывают без пяти шесть. Боже, до наступления темноты всего несколько часов, а еще страшнее то, что, даже если я в ближайшее время найду мастерскую, она вряд ли будет открыта. Эх, лучше бы на автостраде остался! Там можно остановить любую машину и попросить, чтобы прислали аварийку... А здесь за час ни одна не проехала. Интересно, что хуже: сидеть всю ночь в машине или чесать до автострады пешком? Я-то надеялся ехать всю ночь и завтра к полудню быть в Айова-Сити! Да, шансов на это, похоже, никаких... При таком раскладе домой попаду дня через два, не раньше. Нужно хотя бы телефон найти и предупредить жену, чтобы не волновалась.

Тут я и увидел какой-то дом. Вдали, конечно... Что-то прямоугольное с металлической, сверкающей в лучах догорающего солнца крышей. Еще один, еще и еще... Деревья... Ба, неужели город? Слава тебе, господи! Сердце застучало громче умирающего мотора! Вцепившись в трясущийся руль, я вел «Порше» мимо водонапорной башни и пустого загона для скота. Дома уже близко, видны парковка и придорожное кафе.

А вот и мастерская! Неужели приключениям конец? Заглушив мотор, я несколько секунд наслаждался тишиной. У заправки спиной ко мне стояли двое мужчин. Неожиданно вспомнив о трехдневной щетине и взмокшей от пота рубашке, я выбрался из машины, собираясь спросить, куда попал.

Те двое стояли ко мне спиной. Наверное, это должно было меня насторожить. Я с таким грохотом въехал на стоянку у мастерской, что любой нормальный человек обернулся бы узнать, что случилось.

А эти двое не повернулись, но я слишком устал и издергался, чтобы прислушиваться к голосу интуиции.

— Прошу прощения! — заговорил я, разминая затекшие ноги. — У меня что-то мотор стучит. Не знаете, механик еще на месте?

Никто не ответил и не обернулся.

Неужели меня не слышали?

— Механик не ушел? — громко и отчетливо повторил я.

Снова молчание.

Они что, глухие или издеваются?

Я решил посмотреть им в глаза.

Мужчины проворно отвернулись, однако того, что я успел увидеть, вполне хватило... Боже мой, боже мой! Никогда раньше не видел прокаженных и, честно говоря, представлял их менее уродливыми... «Уродливые» — еще мягко сказано. Воспаленные зобы выпирают словно отвратительные кадыки. Искривленные челюсти, массивные лбы, раздувшиеся губы, деформированные ноздри... А ужаснее всего кожа: серая, рыхлая, покрытая язвами.

Меня чуть не вырвало. Горло свело судорогой, стало трудно дышать.

Держи себя в руках! Разве они виноваты, что так случилось? Хватит глазеть, как впервые увидевшее калеку дитя! Потому они и отворачивались... Кому понравится полный отвращения и жалости взгляд?

Теперь несчастные стояли лицом к двери в мастерскую.

— Где механик?

Оба подняли руки со страшно искривленными пальцами и показали направо, в сторону федеральной автострады, где меня угораздило свернуть не в ту сторону.