Черный воздух. Лучшие рассказы
Шрифт:
– Вот ты и дома, – радостно сказала она. – Как день прошел?
– Поедем-ка, Джилл, поужинаем где-нибудь, – откликнулся Эбернети.
– Но я ведь уже готовлю!
Переступив через остатки кухонной стены, Эбернети подхватил ее под локоть.
– Да, вижу. Но ты об этом не беспокойся. Поехали!
– Ну и ну! – воскликнула Джилл, гладя его по щеке измазанной сажей ладонью. – Да ты всерьез настроен на романтический вечер!
Эбернети изо всех сил постарался растянуть уголки рта пошире.
– И еще как! Идем.
Мягко увлекая Джилл за собой, он вывел ее из дома, провел через лужайку и усадил в «кортину».
– Какая
Усевшись в машину, Эбернети включил зажигание.
– Но, Фред, – спохватилась жена, – а как же Джефф с Фран?
Эбернети отвернулся к боковому окну.
– Им нянька приглашена, – после недолгой паузы отвечал он.
Джилл, сдвинув брови, кивнула и откинулась на спинку сиденья. Ее пухлые щеки украшали полосы сажи.
– Ах, – вздохнула она, – мне так хотелось выбраться куда-нибудь на ужин!
– Мне тоже, – подтвердил Эбернети… и вдруг зевнул. Веки его разом отяжелели. – О нет! Только не это!
До боли закусив губу, он хлестнул тыльной стороной ладони о баранку руля… и снова зевнул.
– Нет! – заорал он.
Джилл, вздрогнув от неожиданности, вжалась спиной в пассажирскую дверцу. Эбернети резко вывернул руль, объезжая какую-то азиатку, усевшуюся прямо посреди дороги.
– Я должен добраться до лаборатории! – крикнул он.
Опустив противосолнечный козырек над водительским местом, Эбернети извлек из кармана куртки ручку и кое-как нацарапал на пластике: «В лабораторию». Тем временем Джилл не сводила с него изумленного взгляда.
– Я не виновата, – прошептала она.
Эбернети вывел машину на автостраду. Все тридцать полос оказались свободны, и он до отказа вдавил педаль в пол.
– В лабораторию, в лабораторию, в лабораторию, – нараспев затянул он.
Впереди на дорогу приземлился летучий полицейский автомобиль. Убрав крылья, патрульная машина рванулась вдаль. Эбернети последовал было за ней, но тут автострада свернула, сузилась, и они вновь оказались на уровне улиц. Зарычав от досады, Эбернети впился зубами в ладонь у основания большого пальца. Джилл еще крепче прижалась спиною к дверце. На глаза ее навернулись слезы.
– Я ничего не могла с собой поделать, – сказала она. – Понимаешь, он полюбил меня. А я полюбила его.
Эбернети гнал «кортину» вперед, вдоль объятых пожарами улиц. Ему очень, просто позарез нужно было на запад… однако машина вела себя как-то странно. Вскоре они выехали на трехполосную авеню, туда, где домов – раз, два и обчелся. Проезжую часть перегораживала поперек громада «Боинга 747» с надломленными, сложившимися вперед, к носу, крыльями. Сквозь его фюзеляж был прорублен высокий туннель, чтоб самолет не мешал движению. Дежуривший рядом коп со свистком, в белых перчатках, махнул им рукой, веля проезжать. На приборной доске тревожно замигала лампочка аварийного индикатора. «В лабораторию»… Эбернети судорожно всхлипнул.
– Но я же дороги не знаю!
Его сестра, Джилл, села прямо, устремив взгляд вперед.
– Налево, – негромко подсказала она.
Эбернети ударил по рычагу переключателя направлений, и машина послушно свернула на трассу, уходящую влево. Там, впереди, Эбернети поджидали другие развилки, но Джилл всякий раз подсказывала, куда нужно свернуть. Вдруг в зеркале заднего вида заклубился дым…
И
– Стимуляторы и боль, – вполголоса пояснил Уинстон.
В стенах лаборатории кипела работа. Около дюжины лаборантов, постдоков и аспирантов у рабочих столов трудились, не покладая рук.
– Как Джилл? – спросил Эбернети.
– Прекрасно, прекрасно. Только сейчас она спит. Послушай, Фред, я нашел способ противостоять сну сравнительно долгое время. Стимуляторы и боль. Регулярные инъекции бензедрина плюс резкая боль каждый час или около, причиняемая любым способом, какой покажется самым удобным. Подхлестнутый всем этим, метаболизм не позволяет сознанию соскальзывать в сон наяву. Я пробовал и продержался шесть часов кряду: голова ясная, сна ни в одном глазу. Теперь этим методом пользуются все.
Эбернети окинул взглядом снующих туда-сюда лаборантов.
– Да уж, вижу, – сказал он, чувствуя, как быстро, отчетливо бьется сердце в груди.
– Ну, что же, за дело! – пылко воскликнул Уинстон. – Не будем терять времени даром!
Эбернети поднялся на ноги, и Уинстон созвал всех на непродолжительное совещание. Чувствуя на себе множество взглядов, Эбернети собрался с мыслями.
– Разум, мышление есть совокупность электрохимических процессов. Поскольку данному эффекту подвержены все до единого, полагаю, химическими аспектами мы вполне можем пренебречь, целиком сосредоточившись на электрических. Если все дело в изменении окружающих нас полей… кто-нибудь в курсе, сколько гауссов сейчас магнитное поле? А какова интенсивность космического излучения?
Но все только молча таращились на него.
– Ладно, – решил Эбернети. – Подключимся к мониторам орбитальной станции, а остальное проделаем здесь.
С этим он принялся за работу, и остальные тоже взялись за дело. Каждый час в лаборатории появлялся Уинстон с букетом шприцов в руке.
– Спиды, спиды, спиды-ы-ы! – с ухмылкой распевал он во весь голос.
Эбернети он уговорил капать на внутреннюю сторону предплечья соляной кислотой. Этот метод помогал Эбернети лучше, чем всем остальным. Целый день, а затем и другой он работал без остановки, на крекерах да воде, и сам вкалывал себе очередную дозу бензедрина, когда Уинстона не оказывалось под рукой. А вот ассистенты начали соскальзывать в сон наяву после первой же пары часов, несмотря на инъекции и кислоту. Розданных Эбернети заданий так никто и не выполнил. Один из лаборантов в качестве результата успешного эксперимента принес ему пару крыс, превращенных в сиамских близнецов, сращенных лапа к лапе, и как ни колотил его Эбернети, привести заснувшего в чувство не удалось.
В итоге он выполнил всю работу сам. Труд занял не один день. Лаборанты попадали с ног либо разбрелись кто куда, и Эбернети расхаживал от стола к столу, щурил саднящие, покрасневшие глаза, вглядываясь то в экран осциллографа, то в строки на дисплее компьютера. Никогда в жизни он еще так не уставал. Казалось, он сдает экзамены по дисциплине, в которой ничего не смыслит, в которой просто ни в зуб ногой, но работы Эбернети не оставлял. Между фазами бодрствования и «быстрого сна» ЭЭГ демонстрировали осцилляции, каких он никогда прежде не наблюдал, причем странные колебания кривых очевидно коррелировали с флюктуациями магнитного поля.