Черный воздух
Шрифт:
Все страдали от холода. Начался падеж скота, поэтому суп раздавать перестали, а камбуз закрыли. Адмирал урезал рационы всем, включая себя, эта голодовка уложила его в постель до конца плавания. Морякам, которым приходилось тянуть мокрый или замерзший канат, приходилось тяжелее. Мануэль, стоя в очереди за положенной парой бисквитов и одной большой чашкой вина с водой, их дневным рационом, видел вокруг угрюмые лица и решил, что они будут плыть на север, пока солнце не перестанет всходить, и они не окажутся в мире ледяной смерти, на северном полюсе, где нет Господа, там они остановятся и все разом умрут. В самом деле, ветры несли их вдоль побережья Норвегии, а повернуть побитые ядрами громадины на запад было едва
Когда все успокоилось, в трюме «Ла Лавии» нашли несколько новых течей, и люди, истощенные поворотом корабля на обратный курс, сменяли людей, которые выкачивали воду из трюмов. Пинты вина и пинты воды в день было не достаточно. Люди умирали. Дизентерия, холод, малейшие ушибы, все это быстро сводило в могилу.
Как-то раз Мануэль опять стал видеть воздух. Теперь он был густо-синим, гораздо темнее того, что выдыхали люди, поэтому они все плыли в темно-синем тумане, в котором терялись горящие короны их душ. Все раненые люди в госпитале умерли. Многие из них в последние минуты своей жизни звали Мануэля, он держал их за руку, касался их лба и, когда их души улетали прочь от их головы как последние язычки пламени из углей умирающего костра, он молился за них. Теперь все люди были слишком слабы, чтобы пойти и позвать его, поэтому он сам приходил и стоял рядом в их последний час. Два человека восстанавливались после дизентерии, поэтому его присутствие требовалось ещё чаще. Сам капитан попросил о прикосновении Мануэля, когда заболел, но он все равно умер, как и все.
Однажды утром Мануэль с Лаегром стояли около переборки посреди судна. Было холодно и облачно, море было цвета стекла. Солдаты, чтобы сэкономить воду, выводили на палубу своих лошадей и заставляли их прыгать за борт.
— Это следовало сделать, как только мы вышли из Пролива, — сказал Лаегр. — Уменьшится расход воды.
— Я и не знал, что на борту есть лошади, — сказал Мануэль.
Лаегр коротко усмехнулся:
— Малыш, ты полон неожиданностей. Один сюрприз за другим.
Они видели неуклюжие прыжки лошадей, их вращающиеся глаза, расширенные ноздри, из которых вырывались облака синего пара. Их неловкие попытки плыть…
— С другой стороны, мы могли бы пустить их на мясо, — сказал Лаегр.
— Конина?
— Оно не может быть слишком плохим.
Все лошади исчезли, сменив синий воздух на голубую воду: «Это жестоко», — сказал Мануэль.
— В штилевой полосе они могут проплыть целый час, — сказал Лаегр, — так гуманнее, — Он показал на запад: — Видишь те высокие облака?
— Да.
— Они стоят напротив Оркнейских островов. Оркнейских или Шетландских, я не вполне уверен. Будет интересно посмотреть, смогут ли эти дураки провести то, что осталось от корабля через эти проливы, ничего не потопив. — Осматриваясь, Мануэль смог увидеть только дюжину или около того кораблей, возможно, остальная часть Армады уже ушла вперед и скрылась за горизонтом. Он перестал сомневаться в том, что сказал Лаегр, естественно, что их проход через северную оконечность Британских островов будет задачей Лаегра; в этот самый момент глаза Лаегра округлились, как у лошади, и он повалился на палубу. Мануэль и несколько других моряков отнесли его вниз, в госпиталь.
— Это нога, — сказал брат Люциан. — Его голень сломана, и нога начала гнить. Он должен позволить мне её ампутировать.
Около полудня Лаегр пришел в сознание. Не покидавший его все это время Мануэль держал его руку, но Лаегр нахмурился и вырвал её.
— Послушай, — с трудом сказал Лаегр. Его душа была похожа на синюю шапку, покрывавшую его перепутанные волосы с проседью. — Я собираюсь научить тебя словам, которые могут тебе пригодиться позже, — сказал он медленно: — Tor conaloc an dhia. — Мануэль повторил за ним. — Скажи это опять, — Мануэль повторял все по слогам раз
— Tor conaloc an naom dhia [3] . Хорошо. Всегда помни эти слова, — после этого он уставился на потолочные балки, игнорируя вопросы Мануэля. Эмоции сменялись на его лице как тени, одна за другой. Наконец он оторвал взгляд от бесконечности и посмотрел на Мануэля. — Прикоснись ко мне, мальчик.
Мануэль положил ему руку на лоб, и Лаегр, напоследок ехидно улыбнувшись, закрыл глаза. Его голубая корона метнулась вверх, прошла сквозь доски палубы и исчезла.
Его похоронили тем же вечером, в туманном, адски коричневом закате. Брат Люциан прочитал короткую отходную, так тихо, что никто ничего не смог разобрать, а Мануэль прижимал обратную сторону своего медальона к холодной руке Лаегра, пока на ней не остался отпечаток Христа. Потом его выкинули за борт. Мануэль смотрел со спокойствием, которое удивило его самого. Всего несколько недель назад, когда его товарищей разрывало на части, он кричал от ярости и боли, теперь же он с непонятным ему спокойствием смотрел, как человек, который учил его и защищал, погружается в ледяную воду и исчезает.
3
Др. ирландский: «Да святится в веках имя Тора».
Парой дней позже Мануэль сидел в стороне от своих товарищей, которые спали кучей, как слепые котята. Он смотрел на синее пламя, мерцающее над истощенной плотью, смотрел без эмоций и без причины. Он устал.
Брат Люциан заглянул в узкий дверной проем и позвал:
— Мануэль! Ты здесь?
— Да.
— Иди за мной.
— Куда мы идем? — Мануэль встал и пошел за ним.
Брат Люциан покачал головой:
— Время. — И прибавил ещё что-то по-гречески. В руке он нес потайной фонарь со свечой, в свете которого они нашли люк, ведущий на нижние палубы.
Койка Мануэля, хотя она и располагалась под орудийной палубой, была выше самой низкой палубы на судне. «Ла Лавия» была гораздо больше, чем казалось. Под кубриком были ещё три палубы, они были ниже уровня воды и там не было окон. Здесь, в вечном полумраке, хранились бочки с водой и бисквитами, орудийные ядра, канаты и прочие запасы. Они прошли мимо порохового погреба, где приходилось носить тапочки, чтобы искра от обуви не взорвала корабль. Они нашли люк за которым была лестница вниз. С каждым уровнем проходы становились уже, и им уже приходилось нагибаться. Когда они спустились ещё раз, Мануэль изумился, он думал, что они уже достигли нижней палубы или даже ниже, но Люциан знал дорогу. Они спускались по лабиринту влажных темных деревянных коридоров. Мануэль давно потерялся и от страха цепко держал Люциана за руку, боясь бесследно сгинуть в этой тьме. Наконец они подошли к двери, намертво закрывавшая им путь. Люциан постучал в дверь, прошептал что-то, и дверь открылась. Неожиданный свет ослепил Мануэля.
После узких проходов, комната, в которую они вошли, казалась очень большой. В этой комнате на самом нижнем уровне складывали тросы. После встречи с брандерами на «Ла Лавии» их почти не осталось, а то, что осталось было, разложено по углам комнаты. Сейчас она была освещена свечами, вставленных в маленькие железные канделябры, прибитые гвоздями к боковым балкам. На полу стояла вода, в которой каждый огонек свечи отражался маленьким кругом белого света. Изогнутые стены блестели из-за сочившейся влаги. В центре комнаты стояла коробка, накрытая куском полотна. Коробку окружало несколько человек: солдат, один из младших офицеров и несколько моряков, которых Мануэль знал только в лицо. Прозрачные язычки синего пламени придавали всему синеватый оттенок.