Черный ящик

Оз Амос

По сути, дракон – это ты и есть.

И вот он, самый приятный момент для меня: я должна открыть тебе, что Мишель Анри Сомо даже в постели во много раз лучше тебя. Во всем, что касается тела, Мишель от природы наделен абсолютным слухом. Всегда, в любую минуту, умеет он дать мне – и в изобилии – все, чего жаждет, само не зная об этом, мое тело. Словно лист, подхваченный ветром, полночи неотрывно следую я за ним путями любви – в края сумеречной неги, туда и обратно, через поля терпеливой нежности, дорогой лукавства и страсти, минуя свет и тени лесов, сквозь шум реки и рокот открытого моря – до полного растворения.

Не разбил ли ты сейчас на мелкие осколки свой стакан с виски? Будь любезен, передай от Иланы привет твоей

ручке, трубке, а также твоим очкам. Погоди, Алек. Я еще не кончила.

По сути, не только Мишель. Почти все они могли бы преподать тебе урок. Даже тот белобрысый паренек, что был твоим шофером в армии: непорочный, как юный козленок, ему с трудом можно было дать восемнадцать, виноватый, насмерть перепуганный, ниже травы, весь дрожит, зубы стучат, едва ли не умоляет, чтобы я его отпустила, чуть не плачет, и вдруг, еще не успев дотронуться до меня, начинает извергать семя и разражается рыданиями, похожими на щенячий вой, – и все же, Алек, в это мгновение перепуганный мальчишеский взгляд одарил меня сиянием такой чистой благодарности, удивления, мечтательно-восторженного поклонения, что мне показалось, будто я слышу пение непорочных ангелов, и от этого затрепетало и мое тело, и мое сердце – тебе не удалось этого достигнуть за все годы нашей жизни.

Хочешь, чтобы я сказала тебе, кто ты, Алек, по сравнению со всеми другими, кто был у меня? Ты – голый, скалистый утес. Точно такой, как о нем в песне поется. Ты – иглу, дом из снега среди снегов. Помнишь Смерть в фильме "Седьмая печать"? Смерть, выигрывающую шахматную партию? Это – ты.

А теперь ты встаешь и уничтожаешь листки моего письма. Нет, на сей раз ты не рвешь их осторожно и педантично на четыре части, а швыряешь в огонь. И быть может, после всего ты снова усаживаешься за свой письменный стол и начинаешь биться своей седеющей головой о черную столешницу. Кровь, просачиваясь сквозь волосы, заливает тебе глаза. Ну вот, наконец-то, твои серые глаза стали влажными. Я обнимаю тебя.

Две недели назад, когда Закхейм передал Мишелю твой удивительный чек, он посчитал нужным предостеречь Мишеля следующими словами: "Примите во внимание, мой господин, что в эту игру могут играть обе стороны". Мне эта короткая фраза очень нравится, и мне приятно послать ее тебе как доброе благословение на ночь. Ты от меня не освободишься, Алек. Не сможешь выкупить себя за деньги, не обретешь свободы. Не будет у тебя чистой страницы.

Кстати, о твоих ста тысячах: мы тебе очень благодарны. Не беспокойся, эти деньги находятся в добрых руках. И жена твоя, и сын находятся в добрых руках. Мишель расширяет наш дом, и мы сможем жить в нем все вместе. Боаз соорудит для Ифат во дворе песочницу и горку, по которой дети скользят вниз. А у меня будет стиральная машина. Будет стереоустановка. Для Ифат мы купим велосипед, а у Боаза будет телескоп.

А сейчас я закончу. Оденусь и выйду одна на улицу, темную и пустынную. Прогуляюсь до почты. Отправлю тебе это письмо. Затем вернусь домой, сброшу одежду, разбужу Мишеля, примощусь в его объятиях. Мишель – человек простой и нежный.

Чего нельзя сказать о тебе. И обо мне тоже, мой любимый. Оба мы, да будет тебе известно, создания презренные. Прогнившие. И это – повод для объятия, что шлет в этот миг рабыня далекому мраморному дракону.

Илана

* * *

Уважаемому Боазу Брандштетеру

(через семью Фукс)

ул. Лимон, 4, Рамат-ха-Шарон

С Божьей помощью

Иерусалим,

2 ияра 5736 (2.5)

Привет Боазу, сбившемуся с пути, взбунтовавшемуся ослу!

И не подумай, что я обзываю тебя так, потому что кровь вдруг ударила мне в голову. Напротив, мне удалось обуздать себя, и я не спешил

с этим письмом до тех пор, пока не поймал тебя сегодня утром по телефону и самым внимательным образом не выслушал твою версию случившегося. (Не мог к тебе приехать, потому что именно сейчас твою мать подкосила болезнь, и я думаю, что это – из-за тебя.) Теперь, после нашего телефонного разговора, я заявляю тебе, Боаз, что ты все еще – инфантильный ребенок, а не человек. И я начинаю опасаться, что никогда из тебя человека не выйдет. Может, это тебе на роду написано: вырасти хулиганом, взрывающимся по любому поводу. Может быть, и твоя пощечина учительнице в сельскохозяйственной школе "Тламим", и тобою же пробитая голова ночного сторожа были не просто удручающими эпизодами, а предупреждением всем нам, что растет и набирает силу осел. "Растет" – это в твоем случае не совсем верное слово. Потому что будет лучше для тебя, если ты перестанешь расти, словно какой-то огурец, а вместо этого немного повзрослеешь. А еще скажи мне, будь добр: это должно было случиться именно через два дня после того, как ты провел у меня пятницу и субботу? После того, как все мы приложили столько усилий (да и ты тоже!), чтобы так или иначе, но ощутить, что мы – все-таки семья? После того, как твоя сестра начала привыкать к тебе, после того, как всех нас растрогал медвежонок, которого ты ей привез? Именно тогда, когда у твоей матери появилась слабая надежда – после всех страданий, что ты ей причинил? Ты что – ненормальный?

Не скрою от тебя, Боаз, что если бы ты был моим сыном или учеником, я бы не пожалел на тебя плетки – досталось бы и твоей физиономии, и твоей заднице. Впрочем, поразмыслив, я не так уж уверен, что рядом с тобой могу быть в безопасности. Ты ведь способен и в меня швырнуть ящик с овощами.

Так что, в конечном счете, может, мы все-таки допустили ошибку, когда спасли тебя от колонии для несовершеннолетних преступников. Наверное, там – самое естественное место для типа вроде тебя. Я очень хорошо понимаю, что произошло: Авраам Абудархам слегка врезал тебе в ответ на твою дерзость. И, позволь мне написать, что я в общем-то оправдываю его (хотя я лично не сторонник рукоприкладства).

Но за кого ты себя принимаешь, скажи мне? За маркиза? Или за королевского сына? Ну, получил ты легкую затрещину за свой длинный язык? Что из того? Разве это достаточная причина, чтобы швырять ящики с овощами? И в кого ты швырнул ящик? В Авраама Абудархама, человека шестидесяти лет, страдающего, чтоб тебе было известно, от высокого кровяного давления?

И это после того, что он принял тебя на работу, хотя в полиции заведены на тебя два дела, а третье дело я и инспектор Эльмалиях с трудом закрыли? Скажи мне, ты что – араб? Или ты – лошадь?

Я чуть с ума не сошел, когда ты сказал мне по телефону, что это правда – ты швырнул ящик в Авраама за то, что он слегка тебя стукнул в ответ за твои дерзости. Ты, конечно же, сын моей жены и брат моей дочери, но ты – не человек, Боаз. Как сказано в Священном писании: "Воспитывай юношу соответственно пути его". Мое толкование таково: если юноша идет путем прямым, воспитывают его рукой мягкой, но если он сбивается с пути – положена ему затрещина!

Ты что, выше любых законов? Ты что, президент страны?

Авраам Абудархам – он был добр и милостив к тебе, а ты отплатил ему злом. Он много сделал для тебя, а ты его разочаровал. Да и меня тоже. И инспектора Эльмалияха. А мать твоя уже три дня больна и не встает с постели – и все из-за тебя. Ты разочаровал всех, кто имел с тобой дело. Как говорится у нас: "Хотел произвести вино, а произвел уксус".

Почему ты сделал это?

Теперь ты молчишь? Очень хорошо. Ладно, я скажу тебе – почему: из-за твоей заносчивости, Боаз. Потому что ты от природы – большой и красивый, как сыны Неба, и дана тебе недюжинная физическая сила, а ты по глупости своей полагаешь, что сила эта – для того, чтобы драться.