Черный замок над озером

Островская Екатерина

– Если бы у фирмы были чистые и благие намерения, то мне бы не звонили пытающиеся казаться вежливыми пацаны, а приехал бы сам их руководитель с конкретными предложениями, – сказал ей Максим Анатольевич. – И потом, наш институт не коммерческая организация, чтобы инвестировать в наши исследования, которые никак не связаны с поисками новых месторождений нефти или выращиванием кристаллов полиморфных модификаций углерода…

Что он еще говорил? В машине сообщил, что доцент кафедры стилистики Коровкин уходит на профессорскую должность в другой вуз и теперь на освобождающую ставку претендует жена Кэлмана, которая по определению не может быть доцентом. Но Кэлман умоляет назначить ее хотя бы временно… Пожалуй, все.

Вчера

вечером не было никаких особых событий, если не считать телефонного разговора с отставным полковником Саленко и встречи возле лифта с незнакомцем, который пользовался тем же дорогим парфюмом, что и Нильский. Только Слава прыскал на себя изысканный аромат в исключительных случаях, а человек возле лифта обливался им как дешевым одеколоном. Хотя… Может, этот мужчина приезжал в гости к какой-нибудь даме из их подъезда? Женя попыталась вспомнить всех одиноких соседок, но среди них не находилось молодой и привлекательной. К тому же незнакомец был без букета и без бутылки шампанского, положенных в подобных случаях. И пиджак на нем был смят, как будто был вынут из мешка, где провалялся с прошлого лета в куче других ненужных вещей. Правда, пиджак скроен прилично… И еще ботинки…

– Да что это я? – воскликнула вслух Женя, удивляясь тому, что так долго думает о человеке, который промелькнул вчера мимо и которого уже никогда не увидит. Тем более что она и лица-то его не разглядела.

Запиликал мобильник. Женя не хотела брать трубку, заранее зная, что надо от нее Нильскому. Но звук вызова продолжал терзать уши и душу. Пришлось ответить.

Женя нажала на кнопку приема и быстро сказала:

– Я очень занята.

– Я пере… – поспешил предупредить Слава, но не успел, она уже отключила трубку.

Работы и в самом деле было много, хотя учебный год еще не начался: за день надо было распределить студентов по группам, составить список студентов, которые поступили на коммерческую форму обучения, потом подготовить статистический отчет и многое другое, а потому нечего тратить время на разговоры по телефону.

В обеденный перерыв Лукошкина решила спуститься в буфет и увидела поднимающегося по лестнице Нильского. Немногочисленные студентки, оказавшиеся на факультете, во все глаза смотрели на него, а Слава как будто не замечал направленных на него взглядов. Поднял голову, увидел Женю и помахал ей рукой. Сбежать было невозможно. Они вошли в помещение буфета вместе. Подошли к стойке.

– Мне чашечку капучино, – сказал Нильский буфетчице, обалдевшей от созерцания божества. Затем добавил: – И чашечку эспрессо для Евгении Николаевны. – И только сейчас он вспомнил: – Да, Женечка, такая трагедия. Кто бы мог подумать, что и Максим Анатольевич попадет под раздачу.

– Ты думай сначала, что говорить собираешься, – разозлилась Женя. – Ты ведь сейчас не перед микрофоном, чтобы всякую чушь в эфир нести.

Нильский обернулся, чтобы удостовериться, что Женю никто не слышал. Но та произнесла последнюю фразу шепотом, и он успокоился.

– Просто я в курсе кое-каких дел, – так же тихо произнес Слава. – Мог бы все тебе объяснить, но это не моя тайна. И потом, здесь слишком много ушей.

– Давай тогда пойдем в другое место. Прямо сейчас. Что, если в то кафе, куда ты меня привел на втором курсе?

Слава задумался, а потом вздохнул.

– Ласточка, лучше давай вечерочком встретимся в более достойном месте, тогда и поговорим.

– Нет, сейчас. Или я вообще с тобой встречаться не буду.

– Хорошо, – нехотя согласился Нильский. – Часок посидим, а потом и вечером еще. Лады?

Женя поднялась, пошла к выходу. Слава догнал ее, и они стали вместе спускаться по лестнице. Навстречу поднималась Алла Пасюк, которая молча прошла мимо, притворившись слепой.

– На самом деле у меня нет никакой информации, одни догадки, – признался Нильский после

того, как они расположились за столиком. – Иногда тесть при мне разговаривал по телефону о своих планах. Кое-что просил сделать и меня. Например, выйти на Шашкина и прощупать, что тот за человек, сможет ли он пойти на контакт, как относится к деньгам и какие у него есть слабости. Может, по женской части, а может, наоборот. В общем, нужно было узнать о нем все. Ну, я и расспросил о ректоре информированных людей. Максим Анатольевич, оказывается, был в свое время штатным сотрудником КГБ и курировал городскую печать. Потом работал в ТАСС, возглавлял корпункты в некоторых европейских странах, но недолго, затем преподавал, после этого стал членом президентской команды. Если у него и были какие-то слабости, то он их тщательно скрывал. Материально обеспечен, помимо городской квартиры у него в собственности коттедж в Комарово. Жена моложе его на двадцать два года…

– А зачем Гагаузенко потребовалось досье на Шашкина?

– Тесть хотел стать спонсором журфака, то есть нового института. Точнее, не сам, а кто-то, инвестирующий в его проекты деньги. Видимо, очень влиятельный человек, чьи распоряжения он выполнял неукоснительно. Однажды этот некто позвонил Петру Назарычу при мне. Тесть отвечал в трубку, что Шашкин на контакт не идет, а звонивший ему, судя по всему, приказал закрыть вопрос с ректором, потому что Гагаузенко переспросил: «А как я закрою этот вопрос?» Потом выслушал ответ, побагровел и тихо так согласился: «Хорошо, подготовим другого». Что он имел в виду, я не знаю. Не знаю даже, зачем тебе это рассказываю. Просто достал меня Гагаузенко: гоняет, как вшивого по бане. Я сейчас готовлю запуск новой программы. О, это будет бомба! В программу закачиваются огромные бабки, да и отдача должна быть сумасшедшая, рейтинг просто зашкалит. Тесть весь трясется: «Когда, когда?» А вся радиостанция и так на мне. Этот американский директор только щеки надувает, ни черта не делает, но делает вид, что руководит. Про Лизу я вообще не говорю. Появляется в редакции через день, орет на девочек, подозревая каждую в связи со мной, потом дома закатывает скандалы. Давно бы развелся, но боюсь. Во-первых, без штанов останусь, а во-вторых, Гагаузенко попросит своих покровителей, и меня подловят во дворе да так наверняка отметелят, что я потом всю жизнь заикаться буду. А как в нашей профессии без нормально поставленной речи? К тому же у меня предложения от киношников. Вот запущу новую программу и дам согласие на участие в одном кинопроекте: там очень выигрышная роль и бюджет приличный…

– Но ведь Гагаузенко не мог пойти на убийство Шашкина.

– Петр Назарыч? Нет, конечно. И друзья его тоже. Зачем? Они и так бы придумали, как его отстранить. Подумаешь, отказался взять деньги. За такую ерунду не убивают. И поскольку Максим Анатольевич не был коммерсантом, то у следствия сейчас только одна версия – убийство на бытовой почве. Ограбления не было, месть конкурентов по бизнесу отпадает тоже. Вот следствие и копает сейчас на предмет его личных связей и связей его жены. Но работал профессионал. Пистолет был с глушителем. Шашкин припарковал машину, вышел из нее и не успел даже дверцу закрыть – кто-то, проезжая мимо, выстрелил два раза и уехал. Оружие преступления не найдено, свидетелей нет.

– Какая у тебя точная информация! – удивилась Женя.

– А я позвонил в Следственный комитет знакомому, с которым в баню хожу, и тот все мне выложил. – Нильский изобразил проникновенный взгляд и шепнул: – Женечка, давай сегодня где-нибудь в тихоньком месте посидим, расслабимся, забудем все эти ужасы.

– Сегодня не получится, – покачала головой Женя. – Сегодня пятница, мы с мамой уезжаем на дачу.

– Дача подождет, – настаивал Слава.

– Дача не подождет: она сгорела дотла. Теперь надо строить новый дом, а завтра утром на участок приедут строители для встречи с нами.