Черный замок над озером
Шрифт:
– Тот дом сгорел, – сказала Женя, продолжая рассматривать стены.
– Бог дал, бог взял, – без всякого сочувствия произнес Метлицкий. И добавил: – Тебе Гагаузенко денег пообещал за помощь. Так что проси у него на новый дом – он отвалит, если мое прощение заслужить хочет.
Присутствующий за столом тесть Нильского глядел в сторону.
– Я говорил уже, кого мы ищем, – продолжил Леонид Иванович. – Что бы ты ни говорила, я чувствую: тот человек где-то рядом. Я всегда его чувствую. Один раз он уже забирался сюда. Я ночью проснулся, потому что понял: Валентин в доме, хотя это было невозможно, замок и тогда охранялся хорошо. Конечно, не так, как теперь, когда у меня на каждой стене камера, лучи эти инфракрасные, но все же. Ребята дом обежали и нашли его. Я тогда пожалел его, отпустил.
Женя уже не сомневалась, о ком идет речь, а потому слушала внимательно.
– У меня ж там вроде как жена была. Не испанка, понятно, а наша. Мальчик у нее – тот, который теперь стихи в Англии сочиняет. Я определил его в этот… как его…
– В Итон, – подсказал Гагаузенко.
– Туда, короче. Пусть, думаю, учится. В банкиры выбьется или, еще лучше, в чиновники, ведь чиновники сейчас больше любого банкира имеют. А парень в том Итоне стихи сочиняет. Да бог с ним, хороший мальчик на самом деле. Так вот когда он с матерью в Испании жил, Валентин, значит, к ним приперся.
– А зачем? – изобразила непонимание Женя.
Метлицкий развел руки в стороны.
– Поди пойми его. Вбил себе в голову, что у него любовь с моей женщиной до гроба. У них по молодости, может, чего и было, но тут уж десять лет прошло, если не больше. Какая любовь? Но он все равно приперся. Пацан вроде не глупый, а простой вещи понять не способен, что Мила моя – девушка гордая. Гордые – это те, кто жить хочет хорошо. А если не получается ничего по жизни, то такие люди прямо гордятся своей нищетой. Только у нее уже все имеется. Все, что пожелает. Потому что у нее есть я. И менять она ничего в жизни не собирается. Мила в Испании свой бизнес раскрутила – какой-то компьютерный, я в этом не особо секу. А тут Валентин заявляется. Мне доложили, и я прилетел. Все бросил и туда. Вопрос решил, конечно. Сказал своей женщине: хочешь, оставайся с ним, только мальчика мне отдай – у него моя фамилия, следовательно, он мой, а вы себе других рожайте. Мила правильный выбор сделала. Да и вообще – зачем ей Валентин с его любовью?
Метлицкий замолчал и посмотрел на Женю.
– Я не утомил?
– Нет, – покачала головой девушка, – я хоть и не знаю людей, о которых вы рассказываете, но мне интересно вас слушать. Можете продолжать.
– А все.
Женя сказала, что не знает никого, а сердце ее билось быстро-быстро. Выходит, Ерофеич не ошибался, называя Сергея Вальком. К тому же получается, что ее виртуальный друг и есть тот удачливый игрок, противник Нильского в викторине… Все это не укладывалось в голове, казалось совпадением и нелепостью, выдумкой. Потому что самым главным было лишь одно – она любит теперь уже непонятно кого и любит так, что кружится голова и хочется плакать от счастья. Не от страха, а именно от счастья. Хотя ей страшно, очень страшно сейчас.
Подручные Метлицкого достали вертел с кабаньей тушей и принялись разделывать. На стол начали выносить закуски и вина. Выставляли много чего, но за столом сидели лишь трое: хозяин с Гагаузенко и Женя. Лукошкина есть отказалась, но продолжала сидеть за столом.
За узкое окно зацепилась краешком луна. Девушка смотрела на нее и думала о Сергее. Прошлой ночью она выглянула из палатки и тоже посмотрела на луну…
– Последние ясные дни, – сказал тогда ее любимый, – удивительно спокойная осень. Но еще пара дней, и начнутся дожди. Листву с деревьев смоет, будет холодно.
– А я бы еще на недельку здесь осталась, – ответила ему Женя. – Мне с тобой холодно не бывает.
Как
Гагаузенко наполнил два бокала и произнес громко, видимо, специально, чтобы отвлечь Женю от разглядывания ночного неба:
– Этому вину более двухсот лет. Даже пустая бутылка уже раритет. На аукционах такое вино сумасшедших денег стоит, а мы его так вот запросто пьем.
– Я пью, – уточнил Метлицкий.
Поднял свой бокал и произнес тост:
– За то, чтобы все было так, как я хочу.
Сделал маленький глоток, а потом залпом осушил бокал. Гагаузенко смаковал вино долго.
– Вот что такое любовь? – вернулся к прежней теме Метлицкий, разрезая кабанью вырезку. – Да глупость сплошная! Туфта! А людей губит пострашнее предательства. У меня был один пацан, который как-то помог мне в одном деле. Я ему и говорю: «Проси все, что хочешь». Конечно, я деньги имел в виду, потому что больше, чем его услуга стоила, он не попросил бы. А парень говорит: «Ловлю на слове». Вот глупец, мне такое заявлять… Короче, дурачок на экран телевизора показывает, где конкурс красоты идет, в одну девку пальцем тычет и говорит: «Ее хочу». Ну ладно, думаю, мне ж дешевле обойдется. Через неделю привезли ее ко мне, сюда вот. Я парня того вызвал, а девочке предложил пока на яхте прогуляться. Вышла яхта на Ладогу, денек там походила, а когда возвращалась, ее менты на катере догнали, обыск устроили – непонятно, с чего вдруг. Ну, нашли у красавицы марафет, увезли. Плевать бы на нее, но я ж слово дал. Пришлось вытаскивать. Тот дурак, который девку с конкурса заказал, встречал ее. Она из «Крестов» выходит, а тут ей оркестр на скрипках, цветы, шампанское. В первый раз парня увидела, но куда деваться, когда у человека к ней любовь. А недавно передали, что того парня в ментовку кто-то сдал. В машине связанного оставили под окном квартиры следака со всем компроматом, мол, он двух людей в городе завалил. Подбросили и диск с видео, и распечатки его переговоров по телефону.
– Как звали ту девушку? – тихо спросила Женя.
– А я что, помнить должен? – ответил Леонид Иванович. – Пацан влетел на вышку по старому времени, он же заказухами промышлял. Теперь, правда, дадут пожизненный. Только неизвестно, что лучше: чтобы тебя сразу грохнули или в каменном мешке сорок лет париться.
– А зачем вы Валентина хотите поймать?
– Так он в чужую игру влез. Наверняка ведь с самого начала понял, что это разводка, а полез. Ладно, выиграл из-за дурости зятя Гагауза, ну и сиди радуйся. Только тихо, про деньги забудь. Но нет, подлюга весь выигрыш с моих счетов снял. Ну, то есть со счетов «Радиогаги» этой, и с рекламной конторы, которая опять же на Гагаузе числится. «Флайтелеком» тоже опустил. Гагауз, ты – урод! Все лавочки на Кипре открывал, говорил, что там надежно будет, а вон как вышло. Полста лимонов баксов как корова языком.
– Сорок восемь миллионов с хвостиком, – уточнил Гагаузенко.
– А это что, мало? – взорвался Метлицкий. – Сорок восемь… С хвостиком… Да за такой хвостик люди рискуют и свободой, и здоровьем! Твоему зятьку, кстати, хвостик-то оторвали. И правильно сделала та собачка. Будь она здесь, я б ей полкабана отвалил за такое хорошее дело.
– Простите, Леонид Иванович, – тихо попросил тесть Нильского.
– Нет уж, не прощу, – покачал головой Метлицкий. – Бабки свои я верну, да еще с тебя получу за подставу. Я ж поначалу и не сообразил, что это Валек старается. А когда понял, игра уже закончилась. Он наши счета вычислил и деньги снял. С банка кипрского не получить теперь и страховки никакой. Но хоть я знаю, кого искать надо. Вот дождемся его, и…
– Вдруг ваш Валек не появится здесь? Что же, мне у вас до бесконечности сидеть? – спросила Женя.
– Появится, – уверенно заявил Метлицкий. – Чует мое сердце: знакомы вы. А раз так, тянуть не будет. Знает, что его ждут, но появится. Он ведь безбашенный, что хочет, то и творит. А ты девушка не только симпатичная, но и умная, Валентин как раз на таких зависает. Жилы будет рвать, чтобы помочь.
Леонид Иванович отложил в сторону нож с вилкой, вытер салфеткой рот, а потом руки. Скомкал салфетку и, обернувшись, бросил на угли догорающего камина. На секунду вспыхнуло пламя.