Чероки
Шрифт:
Жили-были однажды двое мужчин по имени Риперт и Бок — тощий верзила и толстый недомерок, такие парочки давно всем известны. Оба носили темные, умело скроенные костюмы: Риперт — чтобы казаться еще выше ростом, Бок — чтобы выглядеть не таким низеньким. Этот последний щеголял также в широком галстуке цвета топленого молока на тергалевой [5] рубашке шоколадного цвета, что смутно напоминало не то о сутенерах, не то о первом завтраке. Риперт же носил рубашки поло из натурального небесно-голубого хлопка, в широко распахнутом вороте которых поблескивала тонкая золотая цепочка с крошечной медалькой, изображавшей
5
Тергаль — синтетическое волокно.
Их столы были завалены газетами, ножницами и вырезками из прессы, плюс фотографии, письма и ксерокопии писем, плюс пепельницы, лампы и телефоны, плюс карандаши, ключи, пустые банки из-под пива, блокноты, пачки сигарет и одноразовые зажигалки. В комнате царил сумрак. Некогда она служила гостиной в большой квартире, а потом ее превратили в офис, оставив на потолке пыльную, давно бездействующую люстру-каскад и в пару к ней монументальный камин из белого мрамора, изваянный явно свихнувшимся скульптором и похожий на торт-мутант под белым кремом. На пожелтевших стенах были приколоты кнопками рекламный календарь — подарок от предприятий «Сметан`a» — и план города Парижа с предместьями. Возле двери стоял стеллаж, сбитый из планок; он прогибался под тяжестью телефонных справочников, дорожных карт, путеводителя «Мишлен» издания 1976 года, папок и каталогов, нескольких шпионских романов и журналов с комиксами для взрослых, биографии Достоевского, написанной Анри Труайя, и специального номера автомобильного журнала, посвященного японским малолитражкам.
Они сидели в глубокой задумчивости. И пили не глядя друг на друга. Но когда за стеной чей-то голос что-то прокричал, они встали. И распахнули дверь. «Здравствуйте, шеф», — сказали они. «Здравствуйте», — сказал их шеф. Они уселись.
— Дела вышли на новый круг, — объявил шеф. — Только что звонил Шпильфогель, и Дега сегодня утром подтвердил свои намерения. Кроме того, у нас остается дело Польне. Где Брижит?
— В Сент-Женевьев, — ответил Бок.
— Прекрасно, — сказал шеф. — Пусть займется делом Польне. Вам, Риперт, надо как можно скорее встретиться с Дега, а вас, Бок, через час ждет Шпильфогель. Да, тут еще эта история с завещанием… как-то она затянулась. Вы хоть что-нибудь нарыли, в конце концов?
— В общем, все умерли, — плаксиво ответил Риперт, — все наследники умерли, не оставив наследников. Семьи больше нет, дом пуст, архивы сгорели — короче, дело дохлое.
— Мое мнение, что там копать бесполезно, — подтвердил Бок.
— Я-то понимаю, — сказал шеф, — но ведь нотариус продолжает нам платить.
— Вы босс, вы и решайте, — напомнил Бок. — Озадачьте Брижит, пускай занимается этим в свободное время.
— Но ведь я поручил ей дело Польне, — воскликнул шеф. — Клиент платит нам за услуги, верно? Значит, будет справедливо, если он получит хоть какую-то малость за свои деньги. Нет, это просто ужас, до чего же нам не хватает работников!
— Я ж говорю, что дело дохлое, — твердил Риперт. — Тут и надеяться не на что.
— А у вас нет на примете никого, кто мог бы этим заняться? — поинтересовался шеф. — Это ведь совсем несложно, достаточно будет изобразить кипучую деятельность и всё. Я понимаю, что там и искать нечего, но по крайней мере хоть сделать вид, что ищешь. Неужели вы никого такого не знаете?
— Нет, — ответил Бок, — я лично не знаю. А может, отказаться от денег нотариуса?
— Это исключено, — отрезал шеф.
— А мой брат не подойдет? — предложил Риперт.
— Это тоже исключено, — отрезал шеф.
За их спинами послышался звук открываемой двери.
— А вот и Брижит, — объявил Бок. — Может, она знает кого-нибудь подходящего?
Дверь кабинета отворилась, но это была не Брижит. Вошел какой-то незнакомец: он стучал, его не услышали, и он позволил себе войти без разрешения. Он хочет поговорить с директором.
— Это я, — признался шеф. — В чем дело?
— Я к вам от Фернана, — сказал незнакомец. — Ну, от Фернана из Иври. Того, что занимается книгами. Он мне говорил насчет работы у вас.
— Ах, да! Ну входите, садитесь, — сказал шеф. — Моя фамилия Бенедетти.
— А моя — Шав, — ответил незнакомец.
— Вы очень кстати, — сказал Бок, вставая.
Он покинул кабинет, покинул здание, дошел до «Шатле», проехал до «Площади Согласия», а оттуда добрался пешком в квартал Палаты депутатов, где на последнем этаже высокого красивого дома проживал доктор Шпильфогель.
— Ужасно глупо держать у себя одного-единственного попугая, — сказал доктор Шпильфогель. — Кроме того, это жестоко по отношению к птице. Вот взгляните-ка на этих. Видите, там наверху?
Бок поднял глаза к застекленному потолку вольера. Вольер занимал самую большую комнату квартиры, очень просторную, очень высокую, залитую сверху дневным светом и светом мощных ламп-рефлекторов за решетками, направленных во все стороны помещения. Рослые экзотические деревья в кадках сплетались ветвями на самом верху, образуя множество насестов, куда при появлении двоих мужчин взметнулась целая стая птиц, словно пестрое, сдутое ветром покрывало. Теперь они сидели на этих ветвях или перелетали с одного места на другое, сопровождая свое порхание щебетом и пересвистом, криками и причудливым щелканьем. Там было несколько десятков, а, может, даже сотня или больше сотни попугаев, одних только попугаев. Доктор указал на парочку птиц среди этой пернатой компании:
— Вот неразлучные — знаете, самая известная порода из всех. Обычно их разлучают, ну а последствия легко себе представить.
В вольере царила влажная удушливая жара, просто нечем дышать, и Бок обливался потом, а синтетические волокна его рубашки кололи и жгли кожу. Он расстегнул, а потом и вовсе скинул пиджак.
— Попугаи — стадные существа, — бубнил тем временем Шпильфогель.
— Неужели они все говорящие?
— Более или менее. Они повторяют то, что усвоили у бывших хозяев, а иногда и то, чему я сам их обучаю. Вы знаете, как Плиний советовал учить попугаев говорить? Я, конечно, имею в виду Плиния Старшего.
— Гм… — промычал Бок.
— Он рекомендовал бить их по голове палочкой, такой же твердой, как их клювы. (Он засмеялся, Бок промолчал.)У них на самом деле необычайно твердые клювы. Они мне уже три инсталляции испортили.
Один из пернатых уселся на нижнюю веточку рядом с доктором, внимательно прислушиваясь к его словам. У него был оранжевый клюв, сизовато-голубая головка с кроваво-красным глазом, шейка нежно-зеленого цвета, переходящего в изумрудный, лимонно-желтая грудка, бордовое брюшко и розовые крылья с переливчатой бахромой, то сиреневой, то темно-синей, а то и обыкновенной серой, голубиной.