Черт из табакерки
Шрифт:
ГЛАВА 11
Не успела я открыть дверь, как раздался звонкий лай, и в прихожую выскочила собачка. От неожиданности я уронила сумку с сырой индюшатиной. Совсем забыла, что в нашем доме новые жильцы.
– Фу, Адель, фу! – закричала Кристина. – Свои.
– Как ты назвала ее?
– Адель. А ласково можно Адочка. Мне не понравилась кличка, но спорить с девочкой не стала.
– А кошка – Клеопатра, – сообщила Тамара, – в просторечии Клепа.
Я заметила, что у
– Ты супрастин пила?
– Два раза, – ответила Томуся и оглушительно чихнула. – Что купила? Индюшатину? Котлеты сделаем?
– Нет, – хитро улыбнулась я, вынимая из пакета геркулес и пучок кинзы, – спецкашу.
Не успело мясо вскипеть, как раздался звонок в дверь.
– Сними пену, – велела я Кристине. Девочка схватила шумовку и принялась шуровать в кастрюле. Я распахнула дверь.
– Помогите, умирает, – закричала Аня. У меня просто подкосились ноги. Нет, только не сегодня, я так устала.
– Вилка, – рыдала Анюта, – ужас, катастрофа!
– Ну, – безнадежно спросила я. – Что Машка съела?
– Голову засунула, – вопила Анечка.
– Куда?
– Жуть, – взвизгивала Аня, – сейчас умрет!
Я надела туфли и пошла за ней. Зрелище, открывшееся мне на лестничной площадке перед квартирой Анюты, впечатляло. Дом у нас старый, из первой серии “хрущоб”, построенных еще в 1966 году. Мой отец непонятным образом получил тогда здесь квартиру. Полы во всех квартирах покрыты линолеумом, лестницы крутые и узкие, а перила держатся на простых железных прутьях. Некогда они были покрыты веселенькой голубенькой краской, но она давно облупилась. Вот между этих прутьев Машка невесть как и засунула голову.
Я подергала пленницу. Раздался одуряющий вопль. Ушные раковины мешали голове вылезти. На крик распахнулась дверь, и высунулась Наталья Михайловна.
– Что тут делается? – завела тетка. – Ни минуты покоя, полдесятого уже, спать пора, а вы визжите.
Потом она увидела Машку и заорала во всю мощь легких:
– Вань, Вань, поди сюда! Появился Иван Николаевич.
– Что за шум, а драки нету?
– Глянь!
Иван Николаевич оглядел “пейзаж” и попытался раздвинуть прутья.
Как бы не так, они даже не шелохнулись.
– Делать-то что? – причитала Аня. – Она сейчас задохнется.
– Не, – протянула Наталья Михайловна, – горло свободно.
– Надо намылить ей щеки и уши, – посоветовал Иван Николаевич.
Анька сгоняла домой и притащила гель для мытья.
– А-а-а, – завизжала Машка, когда скользкая жидкость полилась ей за шиворот.
– Бум-бум, Мака, – пообещала я и крикнула:
– Аня, тащи конфеты.
– У меня нет, – всхлипнула Анюта.
– Сейчас принесу, – подхватилась Наталья Михайловна.
Через минуту она вернулась с коробкой “Ассорти” и бутылкой “Олеины”.
– Импортная
Мы принялись щедро обмазывать Машку растительным маслом. Девочка поглощала конфеты и молчала. Заорала она только тогда, когда “спасатели” попытались вытащить ее голову.
– Ну и что делать? – вздохнула я, оглядывая гелиево-“олейновые” лужи.
– Чего, чего, – обозлился Иван Николаевич. – МЧС вызывать.
– Не поедут они, – стонала Аня, – и денег нет.
– Ой, замолчи, – велел сосед, – без тебя тошно. Хорошо хоть девка заткнулась.
Но тут у Натальи Михайловны закончились конфеты, и Машка принялась выть, как береговая сирена. Иван Николаевич бросился к телефону, а с пятого этажа спустилась Таня Елина. Скоро вокруг несчастной Манюни столпилось почти все население подъезда. Мужчины пытались разогнуть прутья, женщины засовывали в Машкин рот конфеты, кто-то наливал Ане валерьянку, кто-то гладил Маньку по голове… Наконец хлопнула дверь подъезда, и на лестнице раздался веселый мужской голос.
– Где ребенок с застрявшей головой?
– Тут, – завопили все.
Присутствующие здесь же собаки залаяли, а Аня принялась истошно рыдать, громко икая.
На лестничную клетку поднялись три мужика в красивых темно-синих комбинезонах, они несли какие-то большие ящики.
– А ну тихо, – неожиданно гаркнул высокий плечистый блондин, самый молодой из спасателей, – всем молчать!
Люди разом заткнулись, даже пес Кулибиных, взбалмошная болонка Люся захлопнула пасть. Было что-то такое в голосе блондина, отчего всем моментально захотелось его послушаться.
– Чего собрались? – недовольно добавил другой, темноволосый крепыш. – Ребенка, что ли, с головой застрявшей не видели?
– Никогда! – радостно выкрикнул семилетний Ванька из пятьдесят третьей квартиры. – Никогда. Интересно, как она это проделала? Башка-то не пролезает, только что пробовал!
Аня неожиданно завыла в голос.
– Уберите психопатку, – велел блондин.
– Это мать, – сказала я.
– Тогда суньте ей в рот кляп, – посоветовал крепыш. – И чего орет, только несчастного младенца пугает!
– Заткнись, Анюта, – велел Иван Николаевич.
Привыкшая, что ее всегда успокаивают и жалеют, Аня на секунду оторопела и вполне внятно спросила:
– Это вы мне?
– Тебе, тебе, – ответил Иван Николаевич, – надоела, ей-богу, в ушах звенит, все с твоей девкой в порядке.
В ту же секунду Машку стошнило.
– Умирает, – завопила Анька с утроенной силой. – Доченька, кровинушка, ой, погибает!!!
Спасатели приладили какие-то штуки к прутьям и вмиг вытащили Машку. Намасленная, намыленная, перемазанная шоколадными слюнями