Черт из табакерки
Шрифт:
Теперь в дверь барабанили без остановки.
– Уже иду, – сладко пропела Анюта, – открываю, кто там?
– Даша, – раздалось с лестницы.
– Отбой! – заорала Аня.
– Дашка! – завопила Вика. – Ну, клево, чего бы тебе поручить? Значит, так, книги читаем, в шахматы играем, рисуем… Ну что еще придумать? Ты что умеешь?
– На пианино могу, – бодро ответила Даша. – В рамках музыкальной школы.
– А пианино-то и нет, – расстроилась Вика.
– У тети Наташи есть, – пискнул Петька, – она для Темы купила, можно принести.
– Ни в коем случае! – заорала я, вылетая из ванной. – Где вы его
– Здравствуйте, тетя Виола, – вежливо сказала Даша, – а я к вам вместо гимнастики.
– Вовсе пианино и не большое, – протянул Митька, – а этот, как его, синтезатор, в спальне установим. Ты на синтезаторе могешь?
– Запросто, – ответила Даша. С ужасающим грохотом дети и Вера унеслись к Наташе.
– За каким чертом вы положили весь хлам в ванну? – спросила я у Ани.
– А куда его деть? Хотели порядок навести!
– Да, но теперь помыться нельзя.
– Ну Тамаркин кавалер не душ принимать идет, задерни занавеску, и привет.
– Где Ленинид? – поинтересовалась я, выполнив данное мне указание.
– У Наташки, шкаф делает, – пояснила Аня и хихикнула:
– По-моему, у них роман намечается.
– Да ты что, – замахала я руками, – он алкоголик, уголовник, и потом, возраст…
– Какой такой возраст? – продолжала веселиться Аня. – Наташка всем врет, что ей тридцать пять, но я-то знаю – сорок два стукнуло. Сидит в своем Дворце бракосочетаний, а мужа все нет и нет. Не такая уж у них и разница, вон моих родителей двадцать лет разделяло, и ничего, жили. И потом, он вроде пить бросил, рукастый… Знаешь, ежели его отмыть, одеть, подкормить, не муж, а конфетка получится, вот Наташка и схватилась, не дура. Сейчас с мужиками плохо, ну а что он сидел… Тьфу, глянь вокруг, да у всех кто-нибудь на зоне… У Крюковых, Пашковых, Симоновых…
Вновь послышался невероятный топот, дверь распахнулась, показались запыхавшиеся дети с “Ямахой”. Последним вошел Тема.
Не успели ребята подключить инструмент, как зазвенел звонок.
– По местам! – рявкнула Аня. Все кинулись на заготовленные позиции. Я плюхнулась на диван возле Вики и спросила у Даши:
– Ты почему стучала?
– Так звонка не нашла, – ответила девочка, устраиваясь за синтезатором.
Так, опять проделки полтергейста, сейчас-то звонок появился.
– Тише, – шикнула Аня, – все заняты своим делом. Давайте, давайте, читайте, играйте, рисуйте…
Дети старательно принялись изображать сцену “Тихий семейный вечер в простой семье”.
Аня загремела замком. Через минуту веселая Томуся с огромным букетом красных роз вошла в гостиную. За ней двигался приятный мужчина в темно-сером костюме. Не отрывая глаз от доски, Вика произнесла:
– Шах.
Даша ударила по клавишам. Громкая музыка заполнила комнату. Томочка покраснела и стала цветом щек похожа на розы.
Уж не знаю, нарочно или она просто не знала ничего другого, но девочка играла “Свадебный марш” Мендельсона.
– Знакомьтесь, – проговорила Тамара, – это Семен Андреевич.
– Очень рад, – сказал мужчина и спросил:
– Куда шампанское ставить?
– На стол, конечно, – засуетилась Аня. – Давайте я вам всех покажу, тут только свои, родственники, друзья. Значит, так. Это – Петя, Митя и Тема, за инструментом Даша.
– Очень рад, – повторил Семен Андреевич, его глаза откровенно смеялись.
– У окошка Верочка, – неслась дальше Аня, – на диване Вика, а за ней Кристя. Эй, Кристина, тебя не видно, покажись…
Кристя выглянула из-за Вики и во все глаза уставилась на пришедшего.
– А здесь Виола, – завершила процесс знакомства Аня.
– Не может быть! – прошептал мужчина, меняясь в лице. – Просто невероятно.
– Вас так удивило мое имя? – изумилась я.
– Боже, – пробормотал Семен Андреевич.
– Что случилось? – испугалась Тамара.
– Папа! – заорала Кристина, вскакивая на ноги. – Папочка, папочка любимый, живой…
Она бросилась к Семену, задев ногой шахматную доску, фигурки разлетелись по комнате. Вика разинула рот. Тамарин кавалер вытянул вперед руки и уронил шампанское. Бутылка рухнула на пол и мгновенно разбилась. Осколки взлетели веером вверх, обильная пена полезла как из огнетушителя. Ничего не понимающие Петька и Митька глядели на рыдающую Кристину и обнимавшего ее Семена Андреевича. Ошалевшая кошка носилась по комнате, держа в зубах сыночка. Наконец, абсолютно потеряв голову, она взлетела на стол и положила котенка на чистую тарелку. Но нам было не до наглой киски. Тамара села в кресло, прямо на розы, Аня прижала руки к груди и совершенно не замечала, что Машка самозабвенно сосет хвост Дюшки.
– Чегой-то она ревет? – вдруг спросил Тема.
– Заткнись, – пихнула его Вика.
Верочка молча теребила грязную кисть, и гремел, гремел марш Мендельсона. Внезапно Кася села, задрала морду и громко завыла.
– Что же это делается, господи, – всхлипнула Аня и зарыдала в голос.
Вика захлюпала носом, и через секунду плакали все, кроме меня.
ГЛАВА 30
Успокоились примерно через полчаса. Я собрала с пола осколки безвременно погибшей бутылки, Аня притащила слегка подгоревшие пироги, и все дружно уселись за стол.
– Начинайте с салата, – приказала Аня, щедро зачерпывая “Оливье”.
Семен Андреевич глянул на свою тарелку и спросил:
– А этого куда девать?
Клеопатрин сыночек преспокойно дрых на тарелке между ножом и вилкой.
– Отнесите в кресло, – посоветовала я, с любопытством наблюдая за Тамариным женихом.
Интересно, как он выдержит это испытание? Не всякий мужчина способен есть на тарелке, где только что лежал котенок, и уж совершенно точно, что семьдесят пять из ста мигом бы удрали, увидев нашу “семью”.
Но Семен Андреевич как ни в чем не бывало взял сыночка, устроил на подушке и, походя погладив Касю по голове, принялся абсолютно спокойно накладывать угощение. Так, значит, он любит животных, и это хорошо. Мы из-за Тамариной аллергии никогда не держали собак и кошек, но я всегда настороженно относилась к людям, считающим четвероногих друзей грязными. Конечно, у братьев меньших случаются глисты, блохи… Но скажите, разве у людей их не бывает? И потом, вы видели когда-нибудь собаку, которая напилась бы пьяной; кошку, выбрасывающую своих новорожденных детей в мусорный бак; или хомячка, избивающего до смерти хомячиху? Нет? Я тоже. А теперь купите в ближайшем ларьке газету “Криминальная хроника”, и сразу поймете, что самое отвратительное, грязное, гадкое животное, способное на мерзкие поступки, – это человек.