Черт из табакерки
Шрифт:
– Он меня не интересует. Но бог есть на свете, теперь знаю точно. Вы представить себе не можете, как я не хотел устраивать эту дурацкую историю с кошельком, долларами и квартирой. Меня просто сломали, первый раз в жизни дал слабину и поддался на чужие уговоры. Теперь понимаю – не зря. Не устроили бы “засады” – не познакомился бы с Томочкой, не познакомился бы с Томой – не пришел бы в гости и не увидел Кристю. Нет, господь есть, он все видит и всем воздаст по делам их.
Вновь повисло молчание, прерываемое только
– И как теперь поступить? – отчего-то шепотом спросила Тамара.
Семен улыбнулся:
– Никак, куплю Кристе метрику, станет Кристиной Поповой.
Внезапно Тамара зарделась до свекольного оттенка.
– Погодите минутку.
Она скрылась в спальне и через секунду вернулась с зелененькой книжечкой в руках.
– Вот, Юрка притащил для Кристи. Анатолий, то бишь Семен, взял документ и удивленно прочитал:
– Попова Кристина Викторовна, мать – Попова Тамара Викторовна, отец Попов Виктор Михайлович. Это кто же такие?
– Тамара Викторовна – я, – пояснила Тома, – а Виктор Михайлович – мой папа… Моя фамилия – Попова, а у Виолы – Тараканова. Кристина Тараканова как-то не звучит, вот и записали девочку на меня. Побоялись, что в школе дразнить начнут, как Виолу, вот уж кто натерпелся в детстве из-за имени и фамилии.
– Говорю же, господь все видит, – серьезно ответил Семен. – Значит, так, прямо сегодня, – он глянул на часы, – нет, уже поздно, завтра подаем документы в загс, а потом я удочерю Кристину.
Он глянул на Тамару:
– Ты согласна?
Томочка из бордовой стала фиолетовой, но голос ее прозвучал твердо:
– Есть одно обстоятельство.
– Какое?
– Я не одна, у меня…
– Знаю, – засмеялся Семен, – большая семья. Значит, построю для нас огромный дом, и станем жить да поживать – ты, я, Виола, Аня, Кристина и куча ваших детей, только потом напишете мне на бумажке их имена и объясните, кто кому кем приходится. Вот эта кукла чья? – И он ткнул пальцем в Машку.
– Значит, ты берешь меня со всем табором? – недоверчиво поинтересовалась Тамара.
– Дорогая, – засмеялся Семен, – ты же одна не поедешь!
– У нас еще Дюша, Клеопатра, котенок и Кася, – медленно проговорила я.
– Очень хорошо, – не сдался Семен.
– Еще мыши, – сообщила Кристина. – Билли и Милли.
– Беру всех, – захохотал Семен, – вместе с грызунами. А вы-то как? Станете со мной жить? Я шумный, ругаюсь иногда, злюсь, могу наорать…
– Поорать тут все мастера, – хихикнула я. Аня же тихо сказала:
– Мы с Машкой – просто соседки, Петька и Митька – Лелькины дети…
Семен недоумевающе поглядел на нас. Но тут раздался оглушительный стук, и дети влетели в квартиру. Сразу стало тесно. Перебивая друг друга, мальчики и девочки принялись вываливать впечатления. Биг-маки – это класс! Картошки съели по две порции, шоколадных коктейлей в них влезло по три штуки,
– Смотри, – сказала Даша, – что мне досталось.
Я развернула узкий рулончик. “Бойся данайцев, дары приносящих”. Однако хозяин свинки явно был знаком с древнегреческим эпосом.
В комнате стало душно, и Тамара распахнула настежь окно.
Дзынь-дзынь! – зазвенел звонок.
– Я открою, – подпрыгнула Вика. Через секунду она закричала:
– Тетя Виола, гляди! Подарок прислали!
Девочка внесла в гостиную довольно большой ящик. На нем была приклеена бумажка, написанная неровным детским почерком с ошибками: “Кристе. Личьно. Сама знаешь от ково. Другим ни открывать”. Внизу красовалось изображение черепа и костей.
– Что это? – радовалась Вика. – Что? Можно открыть?
– Тут написано – Кристе, – сказала Томочка, разглядывая не слишком аккуратную упаковку. Наверное, она знает, от кого подарок…
– От Кольки Шарова, – захихикала Кристя. – Он мне два раза в любви признавался. Ну-ка, ставьте подарочек.
– Куда? – спросила Вика.
– На стол!
– Нет, – возразила Томуся, – тут еда, а ящик не слишком чистый, давайте на подоконник?
Из спальни, зевая, вышла Вера.
Кристя водрузила коробку у раскрытого окна и принялась развязывать розовую бечевку. Все дети столпились около подарка. Внезапно у меня в голове всплыла фраза: “Бойся данайцев, дары приносящих”.
– Ложись! – заорал внезапно Семен, кидаясь к Кристине. – Ложись!
– Ложись! – завопила я, ударяя рукой под коленями Митьки, Петьки, Вики и Даши…
Дети шлепнулись на четвереньки, и тут же раздался жуткий, оглушительный взрыв.
Во дворе мгновенно взревели сигнализации в автомашинах, на лестнице послышался топот, кто-то рвал дверь с криком:
– Что случилось?
Где-то на полу заливалась в рыданиях Аня, заходилась в кашле Даша, и на одной ноте визжал Тема.
– А ну тихо! – заорала я, поднимаясь на ноги. – Всем молчать!!!
Разом наступила тишина. Я оглядела то, что осталось от квартиры. Окна нет совсем, вместе с рамой и подоконником… Зияет обгоревший проем. Наша не слишком дорогая люстра, обычные три рожка, сделанные трудолюбивыми гражданами ГДР, исчезла, под потолком медленно раскачивается железный штырь. Верочкины картины пропали, а все стены, мебель и еда на столе покрыты слоем черной копоти. Ужин испорчен окончательно: миски с салатом похожи на горки угля, а пирожки – на обгорелые сухари. Чудесная белая скатерть, настоящий лен, вынимаемая нами только по особым случаям, напоминает ковер у входа в крематорий – темно-серый и печальный.