Черт из тихого омута
Шрифт:
— Господи, как же мне больно, Саша! — прошептала Ольга чуть слышно, но он услышал и мгновенно насторожился. — Моей боли слишком много мне одной…
Слезы медленно скатились по ее щекам, тяжелыми каплями упали на его волосы и исчезли.
— Поделись со мной, родная… Тебе будет легче, вот увидишь! — он снова поднял к ней бледное лицо с переполненными состраданием глазами. — Мы же семья с тобой, ты помнишь? Я помогу тебе, вот увидишь!
Господи! Чем он мог помочь ей? Чем?! Его надежность и незыблемость здесь не помогут. Интеллигентность и обостренное чувство такта тоже бессильны. Чем тогда еще мог ей помочь любитель вишневого
— Оленька…
Супруг поднялся с колен и заходил по их спальне. От окна к стене, от стены к окну и обратно. Ольга сидела в уголке в старом мягком кресле, которое они с Сашей купили на рынке, когда еще только-только обзаводились мебелью. Куталась в байковую ночную рубашку, которую не снимала уже второй день и которую еще в пятницу утром так остро ненавидела, и наблюдала за метаниями супруга.
Он вдруг остановился и очень пронзительно посмотрел на нее. Так, словно пытался прочесть что-то, что сокрыто было от его глаз до сего времени.
— Я все знаю! — сказал он вдруг срывающимся на трагический шепот голосом.
— Что ты знаешь? — Ей стало интересно.
— Я все давно знаю!.. Про тебя и про него!.. — Он почти упал на краешек кровати, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. — Я это почувствовал сразу. Я не мог этого не почувствовать, ведь я так люблю тебя!
— Я не понимаю… — осторожно начала Ольга.
— Да все ты понимаешь, милая, все! Хватит меня дурачить, в конце концов! Пощади меня хотя бы в этом! — Саша отнял ладони от лица и глухо проговорил: — Но я не отпущу тебя к нему, так и знай! Я буду бороться за тебя! Я хороший конструктор, Олька… Мне предлагают работу за границей. Предложили выехать всей семьей. Мы уедем, и ты все забудешь. Слышишь меня? Не молчи, Олька! Только не молчи. Я все выдержу, поверь. Только не твое отсутствие. Я не отдам ему тебя!..
— Успокойся, Саша! — Ей вдруг сделалось так жаль его, что она заставила себя слезть с кресла и, подойдя к кровати, обхватила его голову руками. — Успокойся, Саша… Тебе не с кем меня больше делить… Потому что… Потому что тот человек мертв…
— Как мертв?! — Саша поймал ее руки и сильно сжал ее ледяные ладони в своих. — Что ты говоришь? Он что, болел?
— Нет, наверное… Не знаю… — Ольга позволила ему усадить себя рядом с собой, не воспротивилась, когда он обнял ее и силой прижал к своему надежному и крепкому плечу. — Может, и болен он был… Скорее всего, на голову… Его убили, Сашка!
— Убили?! — эхом повторил он, и она почувствовала, как сильно напряглась его нога, о которую она опиралась левой рукой. — Как — убили?!
— Окончательно и бесповоротно… Я не хочу больше говорить об этом… Ты… — Ольга подняла на мужа заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на него: — Ты ведь поможешь мне, Сашка? Ты ведь не оставишь меня? Один на один с моим горем?
Это было бессердечно по отношению к нему, она это знала. Это усугубляло его боль, которую она и без того ему причинила. Но от его ответа сейчас зависела вся ее дальнейшая жизнь. Если… Если и он оттолкнет ее, то ее жизни больше нет…
— Оленька, — Саша осторожно поцеловал ее в лоб. — Я никогда, слышишь, никогда не оставлю тебя… И в радости, и в горе… Помнишь нашу клятву?
— Помню…
Ничего она не помнила. Многое из того, что обещала ему и не исполнила. Но это не было важным сейчас. Важно было то, что он ее муж и он защитит ее. Защитит и никогда, никогда не предаст, не то что…
— Сашка, —
— Да, Оленька, — тут же откликнулся он, продолжая целовать ее в лоб и висок.
— Пойдем пить чай. Ребята что-то притихли. Они вообще-то дома?
— Все дома, милая, — он рассмеялся с облегчением. — Все дома и ждут, пока их мамочка переоденется к чаю.
— Как это?
— У нас все давно готово. Все ждут тебя, родная. Давай быстренько приводи себя в порядок и к столу.
Саша деликатно вышел из спальни. А Ольга встала и подошла к фамильному трюмо красного дерева, доставшемуся Саше от его бабки.
Господи! Как можно так загонять себя в угол?! Волосы растрепаны. Глаза опухли от слез. Вокруг рта — непозволительно глубокие складки. Так же нельзя, в самом деле! Она еще достаточно молода, красива, у нее прекрасная семья. И ей совершенно плевать на то, как закончил свою жизнь этот человек.
Как она могла так вляпаться?! Зачем ей было это нужно? Ведь все в нем было порочным и запретным. И красота, которой наградил его всевышний. И удовольствие, которым он так пленил ее. И сама смерть, которую он принял на взлете, тоже была запретной…
Но думать теперь об этом ей совсем необязательно. Ведь его больше нет, все, что у нее теперь осталось, — это ее семья. Надо постараться сохранить хотя бы это…
Глава 7
Частые капли бойко отстукивали по старой оцинковке подоконника.
Дождь…
Татьяна Ребрикова высунула нос из-под одеяла, зябко поежилась и снова нырнула в спасительное тепло постели. Воскресный день все-таки, имеет она право поспать чуть подольше или нет? А дождь пусть себе идет. Она вчера вместе с мужем предусмотрительно вывесила белье на чердаке. Раскрыла оба слуховых окна так, чтобы был сквозняк. Ничего, при таком ветре все должно быстро просохнуть. И ее ребята завтра поедут в школу в свежевыстиранных и отутюженных брючках. Ее рабочий халат тоже наверняка просохнет, и эта неженка — Сонька Перова — не будет морщить свой аккуратный носик в ее сторону. Ах да, Соньки завтра и быть не должно! Это очень кстати. Хорошо, что додумалась отправить ее в командировку. И знать не знала, что все так кстати придется…
За тонкой перегородкой послышались шорох и следом — сдавленный смешок. Так, сорванцы проснулись. Сейчас начнут просить есть. Ничего, на сей раз она окажется подготовленной. Ей есть чем удивить их этим пасмурным воскресным утром. И пирог успела испечь, когда их лохматые головы уже давно покоились на подушках. Картошка начищена. Котлеты осталось только обжарить. А помидоры с огурцами нарезать на салат — дело трех минут.
Хорошо, что вчера все успела. Сегодня можно будет побаловать себя ничегонеделаньем. Понежиться с книгой, а то и просто так посидеть у раскрытой настежь печки и послушать треск поленьев, она это любила. Сегодня Татьяна могла себе это позволить. Вчера — нет. Вчера ей нужно было непременно что-то делать. Нужно было хоть чем-то занять себя, чтобы не позволить чувствам вырваться наружу. Она очень опасалась, что ее семья что-то заподозрит. Начнет приставать, расспрашивать. Врать им она не могла. Как не могла и сказать им правды. Это бы сломило их, разрушило бы их привычный уклад жизни, который она так долго и тщательно оберегала. Сегодня ей уже чуть легче…