Черт из тихого омута
Шрифт:
— Чертовщина, Азик, получается, — пробормотал Кирилл, задумчиво глядя на множественные колотые раны. — Как ты думаешь, отпечатки в квартире имеются? Не знаешь или не хочешь говорить? А вот я думаю, что имеются. Потому что такое жестокое убийство наверняка было совершено в состоянии аффекта. А в таком состоянии заботиться об оставленных отпечатках невозможно. Здесь нужна трезвая голова… как у меня…
Спустя десять минут Кирилл покинул квартиру. Там его больше ничего не задерживало. Он вышел из подъезда и снова задрал голову вверх. Шторка на кухне четвертого этажа медленно поползла в сторону, но тут же замерла. Неплохой признак! Совсем неплохой! Людей любопытных Кирилл любил. Те всегда видели то, что другим не удавалось.
Тот, кто прятался за шторкой на четвертом этаже, мог видеть многое. Неспроста же ты дождался того момента, когда Кирилл выйдет из подъезда. Ну да ладно, сие от него не уйдет. Он еще успеет туда наведаться. Не таким франтом, конечно, как сейчас. И не в такое время. Но что наведается непременно, Кирилл знал наверняка, потому что этот неизвестный непременно должен был что-то видеть.
Он отошел от дома достаточно далеко, прежде чем поймал такси. Доехал до какого-то запущенного сквера и медленно побрел засыпанной пожухлой листвой аллеей. Затем достал из кармана мобильник, быстро набрал нужный номер и стал ждать. Ответить должны были на пятнадцатый сигнал. Ни одним раньше, ни одним позже. Именно на пятнадцатый. Таков был уговор.
— Говори! — потребовали от него, после того как Кирилл насчитал нужное количество гудков.
— Я опоздал…
— Что ты хочешь сказать?!
— Только то, что сказал.
— Птичка упорхнула?
— Нет, птичка-то как раз в клетке, но она бесполезна. А кормушка опустела.
— Н-да… — его заказчик немного помолчал, переваривая услышанное. — Как давно?
— Думаю, что с прошлой пятницы. Запашок уже имеется…
— Понял… — В трубку тяжело с присвистом вздохнули и затем произнесли с плохо скрытой досадой: — Ты свободен…
Кирилл сунул умолкнувший телефон в карман плаща и задумался.
Свободен…
Это означало, что заказ отменен и в его услугах более не нуждаются. Нет человека, нет проблем. И хотя проблемы, конечно, остались, они теперь совсем другого рода. Это был не его — Кирилла — уровень. Этим должен будет заниматься кто-то еще. А его функции закончены. Причем закончены насовсем. Казалось бы, вздохни с облегчением и попробуй начать просто жить. Чего же тогда не дышится-то легко? Почему дерет душу непонятная досада? Не потому же, что не удалось выстрелить в глупую башку Азика, черт побери! Тогда почему?!
Кирилл миновал сквер и, слившись с людской толпой, медленно побрел по проспекту.
Чужой город. Чужие люди. И он — совсем чужой. И этому городу, и всем им, спешащим, любящим и ненавидящим друг друга. Он и самому себе с некоторых пор стал чужим. Просто раздвоение личности какое-то, да и только! Что ему здесь делать, спрашивается? Собери свои вещи, оставь ключ в почтовом ящике, как было условлено, и уезжай куда-нибудь… Задание завершено. Вернее, завершилось само собой. С этой стороны проблем у него не могло возникнуть. Аванса он не брал никогда, так что за невыполненное дело возвращать было нечего. Что же тогда держит его в этом городе? Не эта же безликая толпа, течением которой его влечет все дальше и дальше. Нет, причина в чем-то другом. Он обязательно узнает, в чем именно! Просто нужно немного отдохнуть и подумать. Сейчас он вернется к себе на квартиру, сменит облик, оставит оружие, с которым шел в гости к Азику, и поедет куда-нибудь развлечься. «Ублажи свою плоть, чтобы мозг заработал», — это было девизом Кирилла на протяжении многих лет, и это его пока ни разу не подводило.
Глава 11
С Татьяной Ребриковой Соня увиделась ближе к обеденному перерыву. До сего момента она словно сумасшедшая носилась по этажам управления, оформляя технику, которую сама же и привезла. Уйма бланков, которые ей надлежало заполнить, еще столько же подписей и бесконечная
— Все! Кажется, все! — выдохнула она с облегчением, вытягивая ноги под своим рабочим столом. — Это просто кошмар какой-то! Никогда бы не подумала, что бюрократизм столь живуч, — оказывается, ни одно столетие не способно его поглотить…
За тонкой перегородкой, где размещался кабинет Ребриковой, раздался какой-то грохот, потом сдавленное чертыханье. И затем Татьяна ее окликнула:
— Ты не занята? Подойди.
Соня безропотно подчинилась, хотя с удовольствием бы осталась сидеть на своем месте. Но не перечить же руководству.
— Привет, — Татьяна доброжелательно улыбнулась вошедшей Перовой и указала на стул подле себя. — Присядь, расскажи, как съездила?
— Удачно. Все получилось быстро и без лишних проблем, — Соня внимательно рассматривала лицо Татьяны.
— Ну, вот видишь, я же тебе говорила, что все получится быстро! На праздник свой успела? Кстати, с прошедшим тебя днем рождения. Счастья, как полагается, здоровья и любви, — Татьяна потянулась к чайнику на тумбочке, что стояла у окна. — Давай чайку?
— Нет, нет, спасибо, — поспешила остановить ее Соня, пить чай с Ребриковой ей совсем не хотелось. — К праздничному столу успела. Все прошло просто прекрасно.
Рассказывать ей о том, что она весь вечер просидела за столом с родителями, словно на раскаленных углях, она не собиралась. Как не собиралась посвящать Татьяну и в то, что так и не сумела вчера исследовать коробку, которую сунул ей в руки водитель. Единственное, что удалось сделать Соне, оставшись не замеченной любящим родительским оком, так это спрятать коробку вместе с рюкзаком за шкафом. Туда они никогда не заглядывали, она это знала точно. Лист бумаги, в который была завернута коробка, все еще лежал в кармане ее куртки. Вчера Соня о нем благополучно забыла. Вернее, помнила до того момента, пока не зашла домой. Прочесть в лифте не смогла, так как ехала вместе с соседкой по этажу. Дома ее у двери ждали папа с мамой. Поздравления, поцелуи, где уж тут вспомнить о каком-то бумажном комке! Обнаружив его сегодня, Соня не сразу могла понять, что это за бумага. Да и вспомнила о нем, лишь повесив куртку на вешалку, когда утром явилась на работу. Потом забегалась, замоталась, оформляя технику, и снова забыла. Теперь же она только-только собиралась извлечь лист бумаги из кармана, чтобы внимательно его изучить. И тут эта Ребрикова со своим приглашением…
— Нет, все же давай чайку попьем, — Татьяна решительно направилась к тумбочке. — Меня сегодня коробкой конфет отблагодарили за одно дело, не одной же мне их есть!
Она принялась хлопотать, неуклюже расставляя чашки на своем столе, отчаянно ими громыхая и проливая заварку прямо на бумаги. Коробку шоколадного ассорти она торжественно водрузила на стол, когда чайник уже отключился.
— Давай, Сонька, угощайся! — Татьяна просто излучала благодушие. — Ты меня так выручила с этой командировкой. Просто представить себе не можешь, в какие иногда ситуации можно попасть на этих руководящих постах. Иной раз взгреют за пустяк, а все почему? Да потому, что кто-то кому-то настроение с утра испортил. Или жена не дала…
Татьяна рассмеялась, сочтя свою шутку удачной. А Соня рассеянно возила ложкой по дну чашки и лишь вежливо улыбалась. Понять резкую перемену в настроении своей начальницы она была не в силах. Ни разу с момента начала Сониной трудовой деятельности Ребрикова не приглашала ее к столу. Могла и вовсе Соню не замечать. Могла наорать беспричинно, как в пятницу. А тут вдруг чаем угощает, да еще с шоколадными конфетами! Еще что-то сказала такое малоубедительное насчет того, что не одной же ей их кушать. Можно подумать, что ее дети ими закормлены и от этой коробки уж точно бы отказались. Нет, что-то тут не то… Соня это чувствовала, и происходящее ее настораживало и будоражило одновременно.