Черт из тихого омута
Шрифт:
Скупая улыбка чуть тронула губы, сведенные до этого момента болезненной судорогой отвращения.
Чем не повод для радости! Увидеть поверженным своего врага — это ли не счастье?! И пусть в данном случае понятие «врага» — явное преувеличение, радость от этого меньшей не станет. Нужно только время. Время и терпение, чтобы наслаждение кульминацией момента было особенно полным. А кульминация скоро наступит, здесь сомнений не оставалось никаких. Кое-какие тревожные симптоматические разряды уже начали электризовать безмятежное доселе пространство. Это пока едва ощущалось. Но это только пока… Скоро! Уже очень скоро все начнет закручиваться. И тогда, Перова, тебе станет не до смеха.
Глава 15
Тьма
Кто придумал этот афоризм, Кирилл не знал, но искренне надеялся на то, что он является правдивым. Потому что темнота, которая сгустилась в процессе его розыскной деятельности, стала гуще некуда.
Никто и никак не хотел помочь ему в поисках. Может, кто-то и хотел, но не мог. Никаких следов и намеков на то, кто мог желать смерти Азику. Нет, правильнее было сказать, что смерти Азику желали многие в этом городе, но вот кандидатур, готовых решиться на подобное, все как-то не находилось. Один из завсегдатаев бара, где Азик любил отдыхать, с трудом выплевывая слова сквозь вечное похмелье, поведал Кириллу:
— Сволочь была первостатейная. Одно слово — азиатская сволочь, а это куда хуже, чем просто сволочь. Но чтобы убить… Нет, брат, в нашем кишлаке на таких людей ты не напорешься! Тут уж менты третьего дня рыскали. У меня там свояк работает. Так мы с ними перекинулись по-свойски: ясно, что они все больше для протокола. Искать, ясный перец, никто не станет. Так вот и они удивлялись. Авторитетный, казалось, был мужик. По идее, таких убивают только по заказу! А убийство, мол, обставлено как бытовуха. И все чисто, прикинь! Никаких отпечатков! Может, врут менты? Как считаешь?
Как именно считал Кирилл, парню знать было необязательно. Но в одном он был с ним согласен: искать убийцу заезжего наркодилера милиция не станет. Ни к чему им головная боль подобного рода, у них и без того забот хватает. И убийство Азика просто автоматом будет отправлено в разряд «глухарей». Им это будет запросто позволено, ему — нет. С него спрашивать некому, кроме самого себя. Обманывать самого себя Кирилл не имел права. И поэтому он будет торчать в этом городе ровно столько, сколько понадобится для того, чтобы найти убийцу Азика. А он его найдет. Пусть эта уверенность после первых дней поисков пошла на убыль, но природная настойчивость его все еще не отпускала. Он его найдет…
Кирилл заварил овсяные хлопья быстрого приготовления кипятком, накрыл тарелку крышкой от кастрюли и сверху уложил свернутое вчетверо полотенце. Распаренные хлопья больше напоминали размоченные в воде опилки, нежели кашу, но выбирать не приходилось. Готовить на себя одного не хотелось, идти куда-то ужинать тоже было лень.
В квартире было тепло, тихо отстукивал допотопный будильник с истершимся циферблатом, приятно пахло свежим хлебом, который он купил с полчаса назад в магазине «Горячий хлеб». Он сидел, оседлав стул, смотрел в кухонное окно и дивился странному ощущению, воцарившемуся в душе. Казалось, что снег, который сыпал весь день крупными хлопьями, ровно и прочно укрывая весь город, накрыл и его тоже. И из-под его непроницаемой рыхлой толщи до него не долетают звуки внешнего мира.
Он видел в окно, как буксуют машины в месиве снега и песка, надрываясь изо всех сил своим металлическим нутром. Как народ, пряча носы в воротники и шарфы, спешит по домам. Но все это казалось каким-то нереальным, потусторонним, вне его мира, в котором на какое-то кратчайшее время поселилась его душа. Странно, но такого с ним не бывало никогда прежде. Все, что прежде казалось важным, перестало иметь значение. Он словно перестал существовать во времени, выпал из него, перестав замечать.
Ощущение парящего полета? Пожалуй, что да.
Кирилл улыбнулся подобному определению. Надо же, как романтично! С чего бы
Ему теперь спешить некуда. Можно позволить себе расслабиться и не ощущать затылком напряжения, не слушать ничьих шагов за спиной и не анализировать выпущенные в воздух чьи-то слова. Все это теперь в прошлом. В его будущем этого больше никогда не будет. А состоится ли само будущее? Трудно сказать! Еще месяц назад он и не думал об этом, отсчитывая свою жизнь на секунды, которые успел прожить. А теперь… Теперь что-то смутное все бередило и бередило внутри. Странное брожение, ожидание чего-то, чего-то такого, чего никогда не случалось с ним прежде. Как там эта странная попутчица сказала ему тогда: главное — любить? Да, наверное, так. Но кого?! Кого он способен полюбить, да и способен ли?
Кирилл почти беспомощно оглянулся вокруг. Кухня тонула в осенних сумерках, уже прочно угнездившихся в углах и скрывших очертания предметов. Сможет ли он позволить кому-то существовать рядом с собой? Возможно ли это вообще? Женщина на ночь — это ведь совсем другое, это не та, что дана на всю оставшуюся жизнь… С такой должно быть спокойно и надежно, как сейчас. Все в ней должно дышать уверенностью, что ты будешь понят и прощен. А прощать его было за что, если прощение вообще возможно в его случае. И кто бы мог простить его, такого?..
Кирилл невесело хмыкнул. Желающих связать свою судьбу с убийцей, пусть даже и с бывшим, пруд пруди, как же! Любая приличная девушка сочтет за честь…
Он резко поднялся со стула и зло пнул его ногой. Подошел к столу, сорвал с тарелки крышку с полотенцем и в несколько глотков проглотил кашу, сильно попахивающую размокшим картоном. Отломил кусок от батона и принялся жевать его, интенсивно работая челюстями.
Чего это он так разозлился? Что его так разобрало? Сознание собственной неполноценности больно ударило в голову, или то, что его личную трагедию некому оценить? А почему — некому? Что, разве этот мир наводнен добродетелью? Как давно он стал совершенен? Что-то лично Кирилл этот момент проглядел! Проскочил он мимо Кирилла, не успев задеть его своим безупречно чистым хвостом. Нет, совершенство этого мира — утопическая мечта идиотов, прячущихся, как за щитом, за своей надуманной моралью. Мир кишит мерзавцами, он ими просто переполнен! И старушка Земля давно бы покрылась стометровой толщей льда, кабы этим мерзавцам не пришла в голову спасительная идея прикрыть свою мерзость. Как привыкли все мы прикрывать свою наготу ворохом одежды. Так и мерзость и низость души привыкли прятать под грудой лицемерных масок, именуя их то порядочностью, то нравственностью, то честностью. Попробуй распознать истинную природу человека, когда, сорвав с него одну из личин, ты тут же получишь взамен еще с десяток!
Кирилл был уверен, что истина живет в человеке лишь дважды за его жизнь: в момент рождения и смерти. Только тогда человек бывает тем, кем должен быть. Все остальное — это удачное перетекание из одной формы лжи и приспособленчества в другую.
Он снова подошел к окну. Оперся лбом о холодное стекло и задумался.
Кажется, он только сейчас начал понимать, зачем он здесь. Все его надуманные мотивы о задетом профессиональном самолюбии — это не что иное, как ложь самому себе. Он может сколько угодно изворачиваться, но истину не переспоришь. Он хочет найти убийцу, потому что неожиданно почувствовал внутри себя что-то слабо напоминающее зарождавшуюся надежду. Надежду на что?.. А черт его знает! Все это пока металось в нем, не сформировавшись до конца в единую, четкую мысль и желание. Он просто уверовал в какой-то момент в то, что найдет ее — во что бы то ни стало.