Черт из тихого омута
Шрифт:
Это было первое и самое необычное предложение руки и сердца! У Сони и раньше случались свидания и романы, но до подобного признания дело никогда не доходило. Да и чувств, подобных Генкиным, она не наблюдала ни в одном из своих воздыхателей.
Кто-то провожал ее из школы, кто-то — из института. Несколько раз случались ночевки у друзей на даче. Там много выпивали, курили, танцевали до потери сил и сознания. Ближе к утру разбредались по комнатам. И дачные домики оглашались скрипом кроватей и стонами подвыпившей молодежи. Соня Перова, так же как и все, уединялась с каким-нибудь Сашей или Вовой, в зависимости от того,
— Ты просто садистка, Сонька! — стонали парни, измученные ее неприступностью. — Так же нельзя!
Можно! — считала Соня Перова, не позволявшая себе «ничего такого…». Еще как можно и нужно! Что может дать ей случайный секс, в случайном месте, со случайным партнером? Да ничего! Ничего из того, что она ждала и хотела получить от жизни. К тому же ни один из этих парней никогда и ни при каких обстоятельствах не намекнул ей о том, что хочет взять ее в жены. А секс и замужество для Софьи Перовой были вещами, неотделимыми друг от друга. Такое у нее было воспитание, и тут ничего поделать было нельзя.
К концу пятого курса почти все ее знакомые девчонки вышли замуж. Кто за сокурсников, кто за незнакомых Соне парней. Некоторые ухитрились выйти замуж именно за тех, с кем когда-то «зависали» ночами на дачах. А Соня — нет… Все как-то «не случилось» и «не пришлось». Ей со временем вообще стало казаться, что вокруг нее образовался некий круг, границы которого мужчины категорически не желают переступать.
— Надо было быть грешницей, — сетовала она на свою неприступность, всякий раз ставившую ей препоны. — Давно бы уже и замуж вышла, и детей бы имела.
— Нет, Сонька, — отвечали ей подруги, некоторые из которых успели развестись. — Дело тут не в грехе, а в твоем к нему отношении. Слишком ты какая-то…
— Правильная? — подсказывала Соня.
— Нет, не в этом дело. Мы тоже не распутницами рождены. Нет, тут дело в другом… На тебе большими буквами написано, чего именно ты ждешь от жизни.
— И что же это?
— Стабильности, уюта, благополучия, — подруги в этом месте обычно кривили губы в искушенных ухмылках. — А мужики этого страсть как боятся. Им подавай все, что угодно, но только не это. Романтики, вот! Вот чего тебе не хватает! Романтического блеска в глазах! Вот на тебя посмотришь — и сразу скажешь, что можно от тебя ждать. Сытный ужин, теплая постелька и нежный поцелуй в лобик на ночь. Приземленная ты какая-то, Сонька. Так нельзя…
Как можно, подруги не говорили. Они выходили замуж, рожали детей, разводились, страдали и вскоре снова были безмерно счастливы. А Соня по-прежнему оставалась одна. И не то чтобы от этого ей было хуже, просто она не уставала задаваться вопросом: почему все так…
И вот теперь Гена сделал ей предложение, даже не удостоив ее возможности дать ему ответ. Он был уверен в том, что она откажет? Или причина в том, что его предложение — все-таки розыгрыш? Разобраться в этом было сложно, а Соне отчего-то вдруг именно этого и захотелось — разобраться в причине, вынудившей Гену сделать ей предложение в полутемном коридоре их преуспевающей строительной фирмы.
Что для этого потребуется? Это был первый вопрос, который она задала самой себе, решив докопаться до сути.
Из зеркала в красивой хромированной
Да, это, пожалуй, самый большой минус в ее внешности. Все остальное вроде бы в норме. Фигура почти соответствует мировым стандартам. Ноги, конечно же, не такие шикарные, как у Ветровой, но тоже ничего.
Из этого следовало, что объективные предпосылки для возникновения интереса к ней со стороны коллег по работе все же имеются. И считать внимание Гены к ее персоне чем-то из ряда вон выходящим, пожалуй, не стоит.
Почему он сказал ей об этом в коридоре, а, скажем, не в кафе или не прогуливаясь в сквере? Да потому что такого варианта его просто-напросто лишили, отказав в возможности самой встречи. И если это так, то…
Соне не было суждено додумать свою мысль до конца, потому что дверь туалета распахнулась и вошла Ветрова. Так же как и Перова, Ольга пришла сюда с чайником и чашками. Понимающе хмыкнув Соне в спину, Ветрова загремела посудой у соседней раковины.
Стараясь, чтобы в ее движениях не было излишней суетливости, Соня взяла свой чайник, надела на пальчик дужку чужой чашки и поспешила выйти. Не могла она дышать одним воздухом с этой женщиной. Хоть убей, не могла! И не в одних ее грубых манерах было дело. Было что-то еще: чем-то неприятно настораживающим веяло от этой дамы. Что-то такое, что шло вразрез с жизненно важными правилами Софьи Перовой, которые она никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушала.
Соня беспрепятственно достигла выхода из дамской комнаты, без посторонней помощи открыла дверь, когда Ветрова язвительно обронила ей в спину:
— Чем ты так расстроила нашего бедного калеку? Сначала он в галоп кинулся за тобой следом, хотя понятие «галоп» с ним несовместимо. — Ольга неприятно рассмеялась. — Потом вернулся, едва не плача. Ты отказала ему снова, Сонечка?
В вопросе было слишком много тайного смысла, чтобы отвечать на него.
Что она могла знать? Что за «отказ» подразумевался Ольгой? Знала она или нет о том, что именно сказал ей Гена?
— Нельзя быть такой бессердечной, дорогая, — еле слышно произнесла Ольга, и девушка, к своему ужасу, обнаружила, что последние слова та прошептала ей в самое ухо, стоя прямо за спиной и едва не касаясь высокой грудью лопаток Сони. — Чем ты так расстроила бедного мальчика? Почему бы тебе не быть с ним посговорчивее, а? Как ты думаешь, каков он в постели? Ты когда-нибудь задавалась вопросом, каков он в постели, Сонечка? Представляла ли ты его себе голым, Перова? Совершенно, совершенно голым… Без пиджака и его крахмаленной сорочки с галстуком. Без брюк со стрелками и без его начищенных ботинок… Так как, Перова? Что скажешь? Что тебе рисовало твое воображение? Как покраснели твои ушки, Сонечка, боже мой! Я угадала! Ты мечтала о нем… Как ты о нем мечтала, Перова? Как?!