Черт из тихого омута
Шрифт:
Опасная женщина отключилась через минуту, даже не сняв обувь. Гена еще какое-то время с исступленным умилением рассматривал Соню, потом, вздохнув, разул ее. Выпростал ее безвольные руки из куртки и свитера, стянул с нее джинсы и скинул ее грязную одежду прямо на пол. Осторожно потеснил уснувшую Соню к стенке и прилег рядом. Пристроив голову на одной с ней подушке и обняв ее, он устало прикрыл глаза и почти так же быстро, как и она, уснул.
Последнее, что он почувствовал, засыпая, было неимоверное облегчение. Теперь наконец можно и отдохнуть! На одной подушке, тесно прижавшись, слушать ее дыхание и понимать, что теперь она никуда не денется — твоя любимая женщина, которая, оказывается,
Глава 29
Кружилин с напряженным возбуждением ждал появления в своем кабинете Ребриковой Татьяны. Сегодня ночью его вдруг озарило, да так, что он промучился в бессоннице оставшееся до утра время.
Почему он сразу не заметил этой очевидной лжи в ее словах? Потому что устал от постоянных допросов и нагоняев начальства? Может быть… А ночью вдруг бац — и понял, где именно она солгала! Ведь чувствовал, чувствовал, что дамочка чего-то недоговаривает, а пропустил сразу — что именно. Ну, ничего, сегодня он ее так пропесочит, что она выложит все как на духу! Это дело уже в зубах у начальства завязло. С него начинают совещание, им и заканчивают. Шутка ли: две подозреваемые дамочки — под стражей, а безусловных улик, указывающих на то, что именно они совершили преступление, до сих пор нет! Не найдено и орудие убийства. А это, по словам криминалиста, должен был быть обычный кухонный нож с широким лезвием. Таким его мать, например, разделывает курицу на куски. Охотничьим этот нож быть не мог, потому что лезвие у того много толще. Именно кухонный нож, так, во всяком случае, авторитетно заявил эксперт. Так вот, его ребята обшарили все вокруг, включая подвал, чердак, ближайшие к дому кусты, свалки и мусорные баки. Ножа не было. Мусор в те дни не вывозился, бастовала коммунальная служба этого района. Хоть одно сыграло им тогда на руку. Орудие убийства не было найдено.
Конечно, убийца мог выбросить нож в любом другом месте. А вдруг не выбросил! Вдруг неподалеку скинул! Но не нашли…
Ввели Ребрикову. Выглядела она гораздо хуже прежнего, хотя, казалось бы, куда уж хуже. Но прежде в ней хоть какая-то жизнь еще теплилась. И глаза горели, пусть ненавистью, но все же… Сейчас все было потухшим. Глаза померкли. Плечи осунулись. Волосы, и без того неприглядно выглядевшие, торчали клоками, будто Ребрикова всю ночь таскала себя за свои куцые пряди или билась головой о стену. Последнее исключать не стоило. Всякое могло быть…
— Итак, гражданка Ребрикова, — начал Кружилин, многозначительно глядя ей прямо в глаза. — Не буду ходить вокруг да около. Скажу сразу, что нам известно, что…
Он видел, как сразу напряглась ее шея и забилась синяя жилка на виске. Он угадал! Точно угадал! С чего бы ей тогда так напрягаться?
— Что известно вам, — закончил он после томительной паузы, за время которой Ребрикова все тянула и тянула за вязаное горло своего свитера. — Не хотите ничего добавить, чтобы, так сказать, облегчить свою участь? Можно было бы договориться… Вы понимаете, что вынужденная мера содержания под арестом может быть смягчена? Вы можете вернуться домой, к семье под подписку о невыезде. Так как?
Она уронила голову на грудь и заплакала. Плакала она некрасиво, сделавшись просто отталкивающе неприятной. И по мере того, как Ребрикова роняла слезы, Кружилин все больше склонялся к мысли, что он угадал.
— Вы мне солгали, — укоризненно произнес следователь и положил бланк протокола допроса на стол перед собой. — Давайте сделаем так, словно наша с вами теперешняя беседа — первая. Вы рассказываете мне все, включая те детали, которые совершенно неумышленно упустили. Я записываю с ваших слов. Вы подписываете протокол и едете домой, к детям. Хорошо?
Она кивнула, утирая ладонью мокрые щеки и сморкаясь прямо в подол юбки.
— Итак, этот человек был вам знаком? — Кружилин застрочил ручкой по бумаге.
— Нет, что вы! — сдавленно возмутилась она. — Я его впервые видела. Я не вру, это точно! Я решила пойти пешком, не стала дожидаться лифта. Только хотела начать спускаться по лестнице, когда дверь этой квартиры открылась. Я спряталась!
— Почему? — спросил Игорь, хотя был уверен в ответе.
— Я боялась встречи с ним, это же понятно! Еще одного такого издевательства над собой я бы не выдержала. Я отпрянула и притаилась за шахтой лифта. Но… но потом не удержалась и выглянула. Это был мужчина, но другой, это совершенно точно. Он вышел и, не оглядываясь, быстро пошел, почти побежал вниз по лестнице. Дверь за собой он не закрыл, я об этом уже говорила…
— Помню, — согласно кивнул Кружилин, без устали записывая за ней. — Но вы же не поэтому решились зайти в квартиру убитого, так? Не только же из-за того, что видели мужчину, выходившего оттуда? И не только из-за того, что он прикрыл за собой дверь? Так?
— Да, — Татьяна прерывисто вздохнула.
— Тогда почему вы решились зайти в логово зверя? Туда, куда вам заведомо был вход заказан? Что вас заставило думать, что вам ничего уже не угрожает? Что вы видели?
— Нож! Я видела, как он судорожно заворачивает большой окровавленный нож в кухонное полотенце и засовывает его в пакет. Это не было нормальным. Этот мужчина был очень… дерганым каким-то, что ли. Я бы даже сказала, что он трясся всем телом. И нож этот… Почему в крови? Помчался по лестнице вниз, будто за ним сто чертей гнались. И я решилась…
— Когда обнаружили убитого, сразу все поняли, так?
— Да, конечно. Что же тут было непонятного?! Из квартиры выбегает взволнованный мужчина, пряча окровавленный нож. В квартире — труп, еще теплый. Я его… по щеке ударила. Простите…
— Да за что же, господи! — хмыкнул понимающе Кружилин. — Узнали бы этого человека?
— Да, несомненно. Хотя внешность у него была не очень колоритная, узнала бы все равно. Такое не забывается…
Кружилин покопался в сейфе, вытащил из дела фотографию Кирилла, сделанную два дня назад, и протянул ее Ребриковой со словами:
— Он?
Она смотрела меньше чем полминуты, отрицательно качнула головой и вернула ему:
— Это не он, совершенно точно.
— Как думаете, кто это мог быть? — Следователь подводил жирную черту в допросе с Ребриковой.
— Не знаю. Говорю же, что я незнакома с ним. — Татьяна подписала протокол, выжидательно посмотрела на следователя и робко спросила: — Я могу идти?
— Пока нет, но сегодня будете дома. Это я вам обещаю. Подождите в камере. Потом я вас позову.
— Я должна буду опознать его? — догадалась Татьяна. — Вы его уже взяли?
— Нет, но в ближайшие несколько часов, думаю, это будет сделано. Так что ждите…
Задержанный казался на редкость крепким орешком и изрядно помотал бы им нервы, не опознай его Ребрикова с первого взгляда. Тот все же еще пытался возмущаться и требовать адвоката, пытался кричать о том, что это клевета и злобный навет злоумышленников, но Кружилин видел, что парень попался. Его увели. Через пять минут отделение милиции покинула и Ребрикова. Она все просила у него за что-то прощения и прятала глаза под низко надвинутой шапкой. Ребрикова скорее всего отделается легким испугом и денежным штрафом, но облегчения от этого Кружилин не испытывал. Такие люди вызывали у него чесотку и желание наподдать им хорошенько. Позволить себе такого он, разумеется, не мог. Поэтому поспешил от нее отделаться и начал готовиться к следующей встрече. Она обещала быть более тяжелой, нежели в случае с Ребриковой.