Черта прикрытия
Шрифт:
Может, не стоило его вытаскивать?
Кровь на блестящей серой поверхности осколка продолжала дымить, а кончики пальцев, которыми она удерживала его, обгорели дотемна. Она бросила его на пол. Ковер тут же задымился.
Она ощупала затылок и поняла, что ее частично скальпировало. Касаться затылка было очень больно.
Корабль издавал тяжелый глубокий жужжаще-свистящий звук. Шум нарастал. Она никогда не слышала таких звуков от корабля Квиетуса.
Впрочем, она никогда прежде и не ступала на борт такого корабля.
Но еще не было такого, чтобы корабль —
Дело швах.
Гравитация вдруг скачком выросла. Ее понесло по полу вместе с ковриком, пока они не уткнулись в стену каюты.
Ее вмяло в переборку и перевернуло вверх тормашками. Корабль, казалось, встал кормовой частью вниз. Тяжесть все нарастала. Ее сжимало и выкручивало, словно комок белья.
Значительное ускорение внутри полевой структуры корабля — это очень, очень скверно. Хуже некуда.
Но она подозревала, что это лишь цветочки, а ягодки еще впереди.
Все, что ей оставалось, так это ждать, пока ее не укроет коконом защитного поля.
Поле окутало ее, и после этого мир погас.
Он увеличивал скорость, стремясь догнать ее. Они поднимались все выше и выше в потоках теплого воздуха — к верхушке исполинского, немыслимого дерева. Он прокричал какое-то приветствие.
Девушка улыбнулась в ответ и что-то сказала.
Они кружились на теплых ласковых воздушных течениях, невесомые, как перышки, и шум ветра был отнюдь не так силен, чтобы заглушить ее слова.
Он подлетел ближе, держась в метре от нее.
— Что ты сказала? — спросил он.
— Я сказала: Я не на твоей стороне,— ответила доктор.
— Разве?
Он недоверчиво усмехнулся.
— И за установленными по обоюдному согласию пределами конфликта Военная Конвенция теряет смысл.
— Что? — переспросил он.
Внезапно летный костюм разорвался на клочки, будто сотни остро отточенных лезвий пронзили его разом. Он полетел вниз, крича и зовя на помощь.
И пока он совершал один отчаянный кувырок, дрожа и стуча зубами от предельного ужаса, с исполинского древа облетела вся листва. Ствол вспыхнул и задымился. Ветви и сучья усохли и осыпались на землю под порывами смертоносно жаркого ветра, как переломанные кости.
Его падение ускорялось, бесполезные лохмотья, бывшие некогда летным костюмом, полоскались за спиной, и клочья темной материи облекали его члены, будто языки черного огня.
Он завопил не своим голосом, охрип, захлебнулся, набрал полную грудь воздуха и заорал опять.
Темная ангелица — доктор Меджейар — беззвучно снизилась и поравнялась с ним. Она была спокойна и сдержанна, движения ее — исполнены изящества.
Он был вне себя от ужаса.
Она была очень красива. Руки превратились в огромные черные крылья, черные волосы ниспадали на плечи. Минималистичный костюм не скрывал, но скорее подчеркивал формы прекрасного темнокожего тела. Она могла сейчас любого свести с ума.
— Вы пытались взломать наши коды, полковник, — сообщила она, — а это против правил войны. И следовательно, вы сами более не под защитой Конвенции. Хакерство приравнивается к шпионажу. А шпионам у нас нет пощады. Гляньте-ка вниз!
Он посмотрел вниз. Там были огненные ямы, кислотные реки и леса заостренных кольев. На некоторых уже корчились в агонии обнаженные тела.
Ад стремительно приближался. Оставалось несколько секунд полета.
Он закричал так, что чуть не оглох.
Все замерло. Он продолжал смотреть на огонь, дым и жуткие сцены пыток под собой, но падение прекратилось.
Он попытался отвернуться, но не смог.
Темная ангелица сказала наставительным тоном:
— Вы даже этого не заслуживаете.
Ее челюсти клацнули, и его не стало.
Ватуэйль сидел за своим столом в пространстве Трапеции, медленно раскачиваясь туда-сюда и время от времени фыркая под нос.
Он ждал. Остальные появлялись один за другим. Можно было отличить друзей от врагов по тому, кто встречал его взгляд, а кто старался отвести глаза. Те, кто всегда считали попытки хакнуть код Преисподней вздорной затеей, пустой тратой драгоценного времени и ресурсов — по сути, лишь слегка усложненным способом оповестить Врага, что они вконец отчаялись, — глядели на него и усмехались. Те, кто был одного с ним мнения, приветствовали его кратким кивком и на мгновение обменивались взглядами — и это было все. Когда он пытался задержать на них взгляд, те отворачивались, кусали губы, вычесывали шерсть, вычищали грязь из-под ногтей на лапах.
— Не получилось, — возвестил желтый вместо вступления.
М-да, информативное начало,подумал Ватуэйль. Впрочем, не то чтобы у нас каждая минута на счету...
— Не вышло, — согласился он и взялся распутывать колтун красной шерсти на брюхе.
— Думаю, всем тут понятно, что нас ждет на следующем уровне, — сказал пурпурный, — и в чем состоит последнее средство.
Они переглянулись, и это каким-то образом облекло должной степенью формальности смущенные взгляды, кивки и неразборчивое ворчание.
— Позвольте мне внести ясность, — подхватил Ватуэйль, помедлив пару мгновений. — Мы собираемся перенести войну в Реальность. Мы намерены презреть и отбросить правила конфликта, установленные по взаимному согласию в самом начале. Мы обсуждаем возможность отбросить установления, которые мы так трепетно взлелеяли, которые отстаивали, по которым жили и сражались так долго. Мы собираемся объявить все, чем мы были заняты последние три объективных десятилетия, чему мы полностью отдавали свои жизни, ерундой и пустышкой. — Он остановился и оглядел собравшихся. — Речь идет о Реальности. Там нет перезагрузок. Есть, конечно, дополнительные жизни, но не для всех. Муки и смерть, которые мы можем претерпеть, будут вполне реальны. И так же реален будет позор, которым мы можем покрыть себя на веки вечные. Готовы ли мы к этому?