Черти поневоле

Пучков Владимир

– Ты все запомнил? – спросил Эдик, повернувшись в Коляну.

– А чего тут запоминать? – легкомысленно отмахнулся тот. – Направо-налево, налево-направо, а потом тупик. И в дыру!

– Во! – сказал шеф. – Это самое главное – дыра. Про дыру не забыть! А ты, Серый, по верхам зырь, ты у нас теперя заместо впередсмотрящего, ха-ха-ха!

Серый насупился, тяжело задышал, но тем не менее послушно вытянул шею. Вскоре они дошли до развилки.

– Куда теперь? – спросил шеф.

– Налево! – сказал Колян, у которого

все уже успело выветрится из головы.

– Не, направо, – возразил Толян, – точно говорю – направо!

– А может, прямо? – возразил Серый. – Там вон груши растут, бессемянка, сладкие!

При упоминании о грушах у бандитов заурчало в животе.

– Потом, пацаны, – сказал Эдик, – надо дело делать! – и шумно сглотнул слюну.

– Тогда направо, – сказал Толян.

– Нет, налево! – заупрямился Колян.

– Направо!

– Налево!

– Заткнитесь, дебилы! – рявкнул Эдик. – Где право, где лево?

Парни замерли, растерянно переглядываясь.

– Ну? – грозно набычился шеф.

Колян посмотрел на свои руки.

– Вот право, – сказал он, неуверенно пошевелив левой рукой.

– Ха-ха! – заржал Серый. – Ну деревня! Не знают, где право, где лево!

– А ты знаешь? – нахмурился шеф. – Знаешь, так скажи!

Серый почесал в затылке, но тут же вышел из положения:

– А мне все равно! Я обеими руками одинаково работаю.

– Ну и работай, а жрешь-то ты какой?

– Вот этой, – подумав, сказал Серый.

– Так это ж левая, левая! – завопил Толян.

– Значит, я левша, – нашелся Серый.

– Все, пацаны, – не выдержал Эдик, – идем, куда я скажу, – и повернул направо.

Через несколько минут шеф понял, что заблудился в зеленых переулочках, но не подал виду. В конце концов они действительно оказались в тупичке.

– Что я говорил! – торжествующе прохрипел Эдик, вытирая со лба пот. – Вот тупик. А вот дыра! Полезли, полезли!

И они полезли в чужой сад.

Сад был запущенный и дикий. Огромные яблони поднимались высоко в небо. Правда, две стояли отдельно и между ними был натянут гамак. Это был сад Евстигнеева, но знать об этом братки конечно же не могли.

– Пацаны! – завороженно прошептал Серый. – А это что? – Он ткнул пальцем в натянутый между яблонями гамак.

– Чур я первый! – обрадовался Толян.

– Заткнись! – сказал Эдик. – Сначала я, а там разбирайтесь, как хотите.

И Эдик, поджав ноги, завалился в гамак, который в общем-то был не гамаком, а катапультой. Как раз перед тем, как пойти к Шлоссеру, Евстигнеев взвел ее, чтобы избавиться от пары старых швеллеров, но события закрутились, и Евстигнеев про свою катапульту начисто забыл.

Итак, Эдик завалился в гамак. Под его весом спусковая скоба вышла из гнезда, и эластичные резиновые жгуты молниеносно сжались, посылая тяжелый груз по направлению к свалке.

Братки же увидели нечто невероятное: гамак вдруг свистнул, как натянутая тетива, и шеф с тоскливым воем взвился в знойное небо.

– А-а-а! – заорал Эдик, потому что слов, способных выразить ужас, который он испытал, не было ни в одном языке Земли. Он осознал, что летит, а еще через пару секунд был атакован стаей ворон, принявшей Эдика за сову-переростка. Теперь все его внимание переключилось на злобных птиц, одна из которых ухитрилась клюнуть его прямо в нос.

– Убью! – прорычал Эдик и шлепнулся прямо в корыто с раствором.

Работяги проявили явную халатность, но именно она спасла шефу жизнь. Строители, замесив раствор, удалились на перекур, который плавно перетек в распив. Поэтому никто не видел, как из корыта тяжело поднялся человек, с ног до головы облепленный раствором.

Отплевываясь и фыркая, он сделал несколько шагов и застыл, увидев перед собой табличку: «Завод пластмассовых изделий».

«Вот оно!» – понял Эдик, не обращая внимания на схватывающийся раствор. Он тут же вспомнил разговор с братком, у которого они отняли золотую монету. Тот с самого начала что-то говорил про завод.

Эдик промедлил всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы замечательный калиновский раствор схватился на нем, как броня. Он попытался пошевелить рукой и не смог. Он попробовал шагнуть, но ноги не слушались.

«Ерунда, – подумал Эдик, – сейчас кто-нибудь придет и отколотит!»

Однако прежде чем появились строители, ему пришлось простоять минут двадцать.

Вначале работяги не обратили на Эдика внимания, а сразу же подошли к корыту с раствором.

– Мать моя женщина! – ахнул один из них и схватился за голову. – Застыл раствор!

– А ты чем думал-то?! – обозлился второй. – Чего теперь делать?..

– Отколачивать надо, мужики! – отозвался третий.

– А может, завтра? – предложил первый. – Ну его!

– Точно, завтра! – обрадовались строители. – Домой пора!

– Хр-р-р! – подал голос Эдик, пытаясь привлечь к себе внимание. И привлек. Работяги как один повернулись к нему.

– Смотри-ка, статуя! – обрадовался тот, что пришел первым.

– Это Агафонов смастачил! – уверенно сказал второй. – Вот здорово, как настоящий!

– А помнишь, он тебя лепил, а получилась обезьяна? – вспомнил третий. В следующую минуту строители подняли головы и уставились на козырек перед входом.

– Болтай поменьше, – прошептал первый, – а то обезьян вылезет!

– Он днем спит, – сказал второй, и они снова уставились на козырек.

– Хр-р-р! – закряхтел Эдик, чувствуя, как цементный панцирь сжимает его все туже.

– Пойдем отсюда, – сказал первый, – статуя какая-то ненормальная!

Стараясь не оглядываться, строители быстро покинули площадку.