Чертобой. Свой среди чужих
Шрифт:
— Там кто-то зыбку тягает.
Понятно, человеку свежей рыбки захотелось. Зыбка, она же паук, это квадратная сетка на стальных прутках с крестовиной. Простейшее приспособление, в старые времена почему-то объявленное браконьерским. Выставляй шест за борт да поднимай снасть веревкой через блок, всех делов. К утру пара ведер поймана. Как же он нас не заметил? Или только что появился?
— Идем.
Громко сказано — скорее ползем, то и дело приподнимая голову. Выглядываю из-за угла. И где? Вопросительно оглядываюсь на сына, он разводит руками — здесь, мол, был. Щелчок, и короткая вспышка зажигалки, — на фоне
Осторожное касание, Андрей показывает на мое левое запястье, потом на рыбака. Струну? Да пожалуйста… разматываю. Забирает и ползет дальше, прячась за пожарным ящиком для песка. Сзади видно, как достает что-то из кармана и швыряет в воду. Плеск… метеоритом улетает недокуренная сигарета. Сколько успел затяжек сделать, три, четыре? Богато живут, я и в лучшие времена столько не выбрасывал. Встал, шаг вперед, другой… свинцовый грузик кистеня бьет рыболова в затылок. Вскакиваю, но не успеваю подхватить падающее лицом на чугунный кнехт тело. И этот готов. Или нет? Ладно, раки разберутся.
Осторожно, чтобы без плеска, отпуская незадачливого любителя свежей рыбки за борт, вдруг задал себе вопрос в духе Достоевского. А какого хрена? В смысле, какого хрена решаю тут, кому жить, а кому нет? Городок процветает, люди сыты, обуты, одеты, и вот вламываются два отморозка, круша все налево и направо, оставляя за собой горы трупов. Аж мороз по коже. По какому такому праву?
И тут же в памяти встает бледное исхудавшее лицо дочери. Такое, как оно было в первую зиму Нашествия. И ее глаза, большие карие глаза, в которых одновременно застыли страх и голод. Да… чтобы больше не видеть этого… Достоевского в жопу!
— Ну что, пошли дальше?
Бросаю взгляд на часы — стрелки уже хорошо видны. Без четверти три, через час взойдет солнце, и мы будем как на ладони. Поторапливаемся.
— Пошли, — соглашается Андрей и первым входит внутрь дебаркадера.
Узкий коридор. Справа, если не изменяет память, должен быть камбуз. Сомневаюсь, что он теперь работает, плита-то электрическая, но проверить все равно нужно. Дверь не заперта — пусто, только у стены громоздятся коробки со знакомой маркировкой. Одна распакована, и оттуда выглядывают густо смазанные маслом банки с тушенкой. Сколько их здесь? Килограммов четыреста, при экономии нашему Дуброво на год хватит. Если успеем, то что-нибудь захватим.
Дальше каюты. Одна прямо, отдельная, а слева проходная. Из нее должна быть дверь в подсобные помещения и дальше. В зал ожидания. Показываю Андрею:
— Справишься один?
— Не знаю, — недобро усмехается он и делает шаг вперед.
Мне некогда смотреть. Если все будет в порядке, то догонит, а если нет… А если нет, то тоже догонит — Чертобоя-младшего без хрена не съесть. Сам тихонько нажимаю на ручку. Толчок, ничего не скрипит… аккуратные, сволочи. Внутри никого, но сердце радостно колотится — оружейная комната! Сразу узнаю наши двустволки, они небрежно брошены на стол, не удостоившись чести попасть в пирамиды, в которых и без того есть чем поживиться.
С нежностью, которой и сам от себя не ожидал, погладил ближайший автомат. Хотя он сейчас не очень-то и в ходу, так как попытка снарядить патроны дробью закончилась грандиозным пшиком, но это как первая любовь, на всю жизнь. Помню даже номера своих первых «АКМ»: «ИЖ-2810» и «СЯ-1185». Надо же, чуть не тридцать лет прошло, а врезалось в память намертво. И неужели все это богатство придется оставить? Или, скорее всего, утопить в Оке? Хомячиное нутро старого прапорщика, который ни черта не понимает в заведовании портяночными складами, но умеет стрелять, протестует. Чуть дальше — РПК. Барабаны магазинов сложены отдельно. Нет, не брошу, хоть на кусочки режьте, но не брошу.
За спиной тихие шаги. Резко смещаюсь за пирамиду, одновременно вытаскивая нож. Ложная тревога — Андрей улыбается и протягивает что-то, похожее на незамкнутое кольцо. Серебряная гривна, совсем недавно красовавшаяся на шее сотника Игоря, тяжелое и бесполезное украшение. Но заберем — бросим в бочки с огурцами, предварительно отмыв от крови и разрубив на кусочки. Хозяйственный мы народ, куда деваться…
Еще полчаса ушло на зачистку кают нижней палубы — просто входили и резали спящих. Не подсчитывая их. Только одна оказалась заперта изнутри, но на требовательный стук почти сразу же выглянул всклокоченный бородач, тут же получивший шашкой по беззащитно открытой шее. Нет, зря я так пренебрежительно отзывался о своих поделках — удар почти без замаха, с потягом, практически снял голову.
— Нужно было допросить, — проворчал Андрей.
— Некогда! Давай наверх!
Наверху пусто. Совсем пусто, если не считать мирно спящего в мягком кресле часового, которому так и не суждено было проснуться. Так чего же он тут охранял? Двери заперты на замок, а окна занавешены изнутри чем-то плотным — уже любопытно. Ключ нашелся в левом кармане штанов убитого, в плоской оранжевой коробочке от индивидуальной аптечки. В правом еще одна, с твердыми круглыми лепешечками бурого цвета, продавленными в центре пальцем.
— Вот он, плановик-производственник, — присвистнул сын. — Они тут что, конопляные поля возделывают?
— Да кто их знает? В наших краях вроде бы климат не тот.
— Ну и черт им следователь, — решил Андрей.
За дверью остановились, удивленно раскрыв рты. И было чему удивляться — из какого же музея все это натащили? И даже трон на высоком помосте, только скипетра с державой не хватает. Или пресветлому князю их еще не полагается? Нет, должны быть… На огромном ростовом портрете во всю стену — Михаил Сергеевич Негодин во всей красе и при всех регалиях, даже голубая лента «Андрея Первозванного» через плечо. М-да… людей украшает не только скромность. А где же сама светлость? Нету, только за бархатными занавесями минимум восьмиспальная кровать с балдахином. Полезная, между прочим, вещь против комаров. Хочу себе такую же.
Младшему поколению тоже нравится — забрался на шелковое покрывало прямо в сапогах, поерзал немного и поправил подушку под головой.
— О, а это чего у нас? — вытащил мешающий толстый альбом.
А это у нас княжеский фотоархив. Множество снимков с сильными мира ушедшего, кадры из фильмов, отчеты об удачных охотах. Разглядывать некогда, да и незачем — альбом летит на пол. И шашкой по подушке, чтобы пух разлетался во все стороны и белой метелью кружился вокруг. Варвары мы или просто так, погулять вышли?