ЧЕРТОГИ СТРАХОВ. ФАЗА I. УДАР 1
Шрифт:
Тщетно пытаясь отползти прочь, перебирая не слушающимися ногами, он слышит хриплый вопрос: «Ну что, пойдём?» – и чувствует, как тянутся к нему длинные (длиннее, чем вся бесконечность) полуистлевшие, кривые, когтистые руки, готовые сжать, растерзать, схватить его сердце, выжать до капли, и…
В поту просыпается.
…
<a name="__DdeLink__8672_1413395113"></a>
И ещё долго лежал, будто с вынутым сердцем – резко проснувшийся, но так окончательно и не пришедший в себя, и теперь балансирующий на той холодящей кровь грани, когда сон вроде прерван и вокруг проступила явь, но образ кошмара никуда не пропал, а, напротив, стал будто даже объёмнее, перенёсся с тобою в реальность, оставляя внутри щемящее чувство страха. Будто ты убежал, но не спасся, и ужас ещё впереди.
Не в силах ни перевернуться, ни встать, он продолжал корчиться в неудобной и неестественной позе. Кости ломило, суставы и мускулы ныли, как после долгого и надрывного бега. Горло саднило и жгло, во рту проступил металлический привкус крови. Черепную коробку меж тем раскалывало изнутри от вопросов.
Эти сны, эти образы, эти фигуры, эти слова и песнопения, – почему они вдруг явились? Зачем они? Для чего? Что означают? Кто подскажет? Кто объяснит? К кому податься?
От этих неясностей бросало в дрожь. И именно с этих кошмаров и дрожи начался его путь поисков и метаний под гнётом великого, но знакомого всем до боли страха. Страха, который проснулся и стал распускаться в нём, как бутон, – и который он сам вслух назвать не решался. Ведь это была боязнь пришествия неизбежного – Её Величества Смерти.
…
<a name="__DdeLink__18803_1303714408"></a> На службу в итоге на полчаса опоздал – выговор, головная боль, смятение и подавленность.
Глотая в офисе чашка за чашкой кофе, Ваня судорожно и безрезультатно пытался понять: почему же ему так прескверно? Отчего какая-то чёрная тоска зародилась внутри, откуда это чувство тревоги… и загнанности? Чувство захлопнувшейся западни.
Ему трудно было предполагать, что один только сон, пускай и до крайности безумный, мог так выбить его из накатанной колеи. Голова шла кругом вверху, а внизу – заплетались ноги. Один только сон – а такой нокдаун?..
А может, кошмар тот был не один? Просто он запомнился сильнее, так как пришёл под утро? А на самом деле бессмысленных и беспощадных снов было много: целый сонм, целая вереница? Быть может, они являлись уже не первую ночь, просто он их забыл, может, они выветрились из памяти?
Иван не считал себя настолько впечатлительным, чтобы испытывать такой стресс из-за сновидений, пусть и психоделических. Хотя он, по забывчивости или по иной причине, всё же кривил здесь душой. Вспомни он, как пугали его в малые годы до чёртиков некоторые фильмы, которые ему посчастливилось (или не посчастливилось) лицезреть посредством ночного эфира ТВ или домашнего видеомагнитофона, он бы немного иначе оценил свою восприимчивость ко всякого рода жути.
Но очевидным в то утро было одно: он чувствовал себя истощённым, как будто отравленным… или же чудом вылезшим из гущи массовой потасовки. Тело ныло, мысли плыли, во рту проступал горький привкус.
Даже солнечный свет за окном не вселял никакой радости, лишь заставлял морщиться и страдать.
(Тогда Долженко ещё не знал, что в дальнейшем кошмары будут брать его за горло всё крепче, пока не сожмут мёртвой хваткой – и не будут уже отпускать, являясь без выходных, еженощно.)