Чертовка
Шрифт:
— Ну… — Надо было продолжать. Я нес чепуху, выставляя себя полным идиотом, но надо было продолжать. — Ну, наверное, здесь что-то не так. Если все было о’кей, почему же она их не тратила? Почему же она так и жила, как чертова свинья, если…
— Да потому, что она такой и была — жадной старой хавроньей.
— Ты не знаешь, — сказал я. — Ты не можешь знать наверняка, что эти деньги не грязные. Вдруг она выяснила…
— Тогда почему, как я уже только что спрашивал, она их не уничтожила?
— Ну… э-э… ну, потому что не могла.
— Ох, Фрэнк…
— Ты не можешь знать, — не унимался я, — Проклятье, ты не можешь быть уверен, Стейп!
— Не только могу быть, но и уверен. Видишь ли, мне случалось иметь дело с Фаррадеями — в том магазине, которым я управлял. Я доставлял покупки в их горное гнездышко, с изрядной наценкой. В нашем сотрудничестве не было ничего преступного — точнее сказать, ничего такого, в чем можно было бы найти состав преступления, но фирму это настолько смутило, что меня перевели в другой город… Так или иначе, оставим детали моей биографии. Я веду к тому, что Фаррадеи грабили банки, и только.
— Но они могли однажды похитить девочку…
— Прекрати! Хватит с меня ерунды, Фрэнк… Сколько у тебя денег и где они?
Я уставился в пол. Потом поднял голову, стараясь не смотреть в тот угол, где стоял чемодан с образцами.
— У нее оказалось меньше, чем я думал. Всего десять тысяч долларов. Я могу… понимаешь, они у меня в пригороде… но утром я могу их привезти.
— Десять тысяч? Уверен, ты хотел сказать «сто тысяч». Да ты почти сказал это минуту назад.
— Ладно, — согласился я, — Да, черт подери, там и вправду сто тысяч. Поехали со мной — возьмем деньги.
Он замялся. Потом кивнул, слабо улыбнувшись:
— Очень хорошо, Фрэнк, но, пожалуй, сперва я должен тебя кое о чем предупредить. Я оставил письмо у ночного портье в моей гостинице, — между прочим, весьма надежный человек. Я велел ему отправить письмо, если я не вернусь сегодня к полуночи.
Стейплз расплылся в улыбке и снова громко рассмеялся.
Я подумал: «Так не может быть…» И наверное, произнес это вслух.
— Но это так, Фрэнк. Это действительно так. И теперь ты принесешь деньги. Сию минуту.
Я встал. Принес чемодан, положил его на кофейный столик и откинул крышку. Я стал разгребать образцы, но Стейплз отбросил мои руки и схватил портфель сам.
Отщелкнув замки, он издал смешной мурлыкающий звук:
— Мм. Чудесно… Надеюсь, ты не сочтешь меня жадиной, если я не предложу поделиться?
— Но ты должен, — возразил я. Потом повторил несколько раз: — Ты должен, Стейп. Не… несколько тысяч… э-э… одну тысячу. Сколько-нибудь! Сколько угодно! Я уби… я все сделал и…
— Извини. — Стейплз покачал головой. — Однако я с радостью дам тебе совет. Твоипроблемы
— Сукин сын, — сказал я.
— Но это правда, Фрэнк. С деньгами ты будешь так же несчастен, как без них… Что ж, как ни жаль мне покидать такое приятное общество…
Он застегнул пальто и встал. Потом сунул портфель с деньгами себе под мышку.
— Я хочу получить обратно тот договор на столовое серебро, — потребовал я. — Уж это-то не будет надо мной висеть.
— Сереб… Ах да, конечно же. Весьма проницательно с твоей стороны. Можешь забрать его утром, вместе со своим заработком на сегодняшний день.
— Заработком, значит, — сказал я.
— Итак? Больше вопросов нет? Тебя не удивляет, почему я так долго не призывал тебя к ответу, зачем тянул до сегодняшнего вечера?
— Проваливай, — буркнул я.
— Девушка, мой дорогой мальчик. Решающее доказательство. В сущности, мне оно не требовалось, но…
— Проваливай!
— Конечно, конечно. Но тебе не кажется, что следует пригласить ее сюда, Фрэнк? Она ждет за углом… а ты кажешься таким одиноким.
21
Одинокий, сказал он. Я, видите ли, кажусь одиноким. А ведь кто только не составлял мне компанию. Самые разные люди. И все умерли. Все они прыгали передо мной, куда бы я ни посмотрел, все хохотали и пели у меня в голове. Все умерли. И всё понапрасну.
Всё из-за дамочки, которая родилась испорченной и с каждым днем своей жизни портилась только сильнее.
Я встретил Мону и привел в дом. Рассказал ей о Стейплзе и о том, что лишился денег. Я выложил ей все как было, надеясь отчасти, что она станет ныть или накричит на меня. Но она не издала ни звука. Она сочувствовала мне и жалела меня, но вела себя так, словно ей было все равно. Пока она могла быть со мной — а это единственное, что имело для нее значение.
Я начал думать, что, возможно, ошибался на ее счет. А если она и вправду та чудесная малышка, какой показалась мне вначале? Конечно, я не мог измениться полностью. Но я старался как мог. Удерживался от того, чтобы ее ударить. Терпел ее… до поры до времени.
Понимаете, Мона была всем, что у меня осталось. Всем, что я получил за то, что сделал. А мне нужен был кто-то рядом. Кто-то почти всегда был со мною рядом.
Я вышел купить еще виски, после чего у меня не осталось ни цента. Я вернулся, и мы стали говорить и пить. Потом говорила только она, а я пил. Вскоре я уже пил в полной тишине.
Она уснула, положив голову мне на колени. Я тоже забылся сном. Когда настало утро, мы были все там же, на кушетке.
Я сделал нам кофе и тосты — не хотел, чтобы она возилась с моейжратвой. Я велел ей топать домой и собрать все, что она хочет взять в дорогу. Она поспешила к себе, а я вернулся в спальню.