Чертово болото. Она и он (сборник)
Шрифт:
– Бедная лошадка не забывает свою родню, – сказал Жермен, чтобы отвлечь маленькую Мари от грустных мыслей. – Она напомнила мне, что я, когда уезжал, даже не поцеловал моего малыша Пьера. Этот негодник удрал куда-то! Вчера вечером он все добивался, чтобы я обещал взять его с собой, и целый час проплакал у себя в кроватке. Сегодня утром он и так и сяк старался меня уломать. О, до чего же это хитрая бестия! Как только этот пострел увидел, что дело не выходит, они, видите ли, обиделись. Убежал в поле, а там, гляди, и след простыл.
– Я видела его, – сказала маленькая Мари, делая усилие, чтобы сдержать слезы. – Он бежал с детьми Сула возле порубок, и я еще подумала, что он, верно, давно из дому: видно было, что он проголодался, терн да ежевику ел. Я дала ему хлеба, что на завтрак взяла, а он сказал: «Спасибо, милая Мари, придешь к нам, я тебя лепешкой угощу». Очень славный у вас мальчуган, Жермен.
– Ну конечно, славный, – ответил пахарь, – я не знаю, что готов для него сделать! Кабы только бабка его не остановила меня, я бы не удержался и непременно его с собой взял – так он, бедняга, плакал и так у него сердечко билось.
– Ну так почему же все-таки вы не взяли его с собой, Жермен? Нисколько бы он вам не помешал; он ведь таким умницей бывает, когда все делают так, как он хочет!
– Сдается, он был бы лишним там, куда я еду. Так, во всяком случае, рассудил мой тесть, дед Морис… Что до меня, то я, напротив, думал, что надо бы поглядеть, как его встретят, а ведь такого славного мальчугана должны бы хорошо принять… А вот в семье у нас говорят, что не надо раньше времени показывать, сколько дома забот разных… Не знаю, зачем я все это тебе говорю, маленькая Мари, ты ведь ничего в этом не смыслишь.
– Ну как это, Жермен, я знаю, что вы едете жениться: матушка сказала, только не велела никому говорить ни у вас, ни там, куда я еду, и можете быть спокойны, я не скажу никому ни слова.
– И хорошо сделаешь: ведь ничего еще не известно, может, я совсем той женщине и не подойду.
– Надо надеяться, что подойдете, Жермен, почему бы это вам не подойти?
– Кто знает? У меня трое детей, а это большая обуза для женщины, коли та им не родная мать!
– Это верно, но ведь ваши дети совсем непохожи на всех остальных.
– Ты так думаешь?
– Они хорошенькие, как ангелочки, и такие воспитанные, что милее и не найти нигде.
– Ну, положим, с Сильвеном не очень-то легко поладить.
– Он совсем маленький! Как же это можно, чтобы такие да не озорничали! А какой он умный!
– Это правда, что умный, да и храбрый! Ни быков, ни коров не боится, а дай ему волю, так он и на лошадь вместе со старшим заберется.
– На вашем месте я бы старшего забрала с собой. Уверена, вас сразу бы полюбили за то, что у вас чудный такой мальчуган!
– Да, коли только эта женщина любит детей; а вдруг она их не любит?
– Неужто есть такие женщины, что детей не любят?
– Мало таких, должно быть; но есть все-таки, вот это меня и беспокоит.
– Так, выходит, вы совсем не знаете вашей невесты?
– Не больше, чем ты, и боюсь, что, когда увижу ее, все равно знать не буду. Человек-то я доверчивый. Скажут мне что-нибудь хорошее, я и поверил: только не один раз мне уже приходилось в этом раскаиваться, слова-то ведь одно, а дела – другое.
– Говорят, это очень хорошая женщина.
– Кто это говорит? Дед Морис!
– Да, ваш тесть.
– Пусть так; но ведь он-то ее тоже не знает.
– Ну вот вы ее увидите, хорошенько к ней приглядитесь, и надо надеяться, Жермен, что не ошибетесь.
– Послушай, маленькая Мари, надо, чтобы ты зашла ненадолго к ним в дом, прежде чем поедешь в Ормо: ты девочка толковая, всегда все с умом делаешь и все примечаешь. Так вот, коли ты заметишь что-то не очень ладное, ты мне тихонько шепнешь.
– Ну нет, Жермен, этого я делать не стану! Мне очень будет страшно ошибиться; и к тому же коли я невзначай о ней что худое скажу и вы раздумаете на этой женщине жениться, ваши тесть и теща мне этого не простят; а у меня и без того горя хватает, не хочу я, чтобы матушка из-за меня еще больше печалилась.
В то время как они вели этот разговор, Сивка вдруг рванулась в сторону и насторожила уши, потом вернулась назад и остановилась у куста, где вначале ее испугало что-то такое, к чему теперь она начала внимательно приглядываться. Жермен взглянул на кустарник и увидел во рву под густыми и совсем недавно обрубленными ветками дуба какое-то существо, похожее на ягненка.
– Верно, овечка заблудилась, – сказал он, – а то и подохла уже, не шевелится. Может, кто ее ищет, надо посмотреть!
– Никакая это не овечка, – вскричала маленькая Мари, – это мальчишка спит… Да это же ваш малыш Пьер!
– Вот это да! – отозвался Жермен, сходя с лошади. – Гляньте-ка на этого негодяя: улегся спать так далеко от дома, да еще во рву, где до него легко может добраться змея!
Он взял мальчишку на руки, тот открыл глаза, обнял его, улыбнулся и сказал:
– Папа, ты меня возьмешь с собой!
– Э, да это все та же песенка! Что ты тут делал, негодник этакий?
– Ждал, когда папа мимо проедет, – ответил мальчик, – все смотрел да смотрел на дорогу, а потом и уснул.
– А что, кабы я проехал и тебя не заметил, ты бы всю ночь на холодной земле пролежал, и тебя бы съел волк!
– Я же знал, что ты меня увидишь! – уверенно сказал Пьер.
– Вот что, сынок, поцелуй-ка папу, попрощайся с ним и беги быстро домой, не то без ужина останешься.
– Так, выходит, ты не хочешь меня с собой взять? – закричал малыш и начал тереть ручонками глаза, показывая тем самым, что вот-вот расплачется.