Червь
Шрифт:
Цены в Азии ниже европейских, шепнула память, и Ка рассудительно произнёс:
— Нездоров? Почему? У меня в животе сидит червь, который может стать полноценным индивидуумом. Он или выйдет из меня, или сожрёт меня заживо. Это моя вина. Из жадности я съел дешёвую дрянь. Поскупился на ресторан.
Ка исподлобья наблюдал за студентом.
— Ага, — сказал тот. — Теперь невыгодно на еде экономить.
— Точно, — подхватил Ка. — Жлобство не окупается. У меня была даже мысль потребовать операцию. Нервы… Правильно, что это запрещено. Я считаю, что право на жизнь должно быть у всех. Я имею в виду, оно есть у всех, и отнимать
— Да уж, — с умным видом сказал студент. — Всякое бывает, конечно, но всё же не так, как тогда. Теперь у нас есть ответственность.
— Да! — Ка хлопнул ладонью по столу. — Точно!
— Я имею в виду, — студент осмелел, — мы сами отвечаем за то, что с нами происходит. За наши решения, за поступки. И перекладывать ответственность на других просто бессмысленно. Мы же можем просто всех уважать… и отвечать за себя. Мы должны. Нельзя допустить, чтобы прошлое повторилось.
— Да, — твёрдо сказал Ка. — Это наша ответственность перед историей. Вы что изучаете?
— Педагогику, — сказал студент.
Из окна бюро шеф Ка смотрел, как тот подозвал такси и уехал. Интересно, подумал он, кто вернётся на работу первого сентября? И насколько с него будет толк?
— Погодите, — сказал Ка в мобильник. — Секунду, пожалуйста.
Цена ошарашила его. Не то чтобы он не мог позволить себе этот вечерний билет в Гонконг. Мог. Но его внезапно настигла мысль: что, если на операцию потом не хватит денег? Он снимет со счёта все свои сбережения, но их не хватит. Вряд ли китайские врачи согласятся на рассрочку…
— А на завтра тоже нет обычных билетов? Только бизнес-класс?
— На завтра ещё есть…
Ему назвали цену, и он продиктовал номер своей кредитной карты, параллельно отметив: только последний идиот постоянно тратит зарплату на дорогие обеды вместо того, чтобы самому научиться прилично готовить. Задним умом все умны… Дома он заварил чай, сел за стол, ещё не позволяя себе радоваться отмене смертного приговора, и случайно опустил руку в карман. Там была скомканная бумажка.
Адрес. Через минуту Ка вспомнил, откуда он: тусклый свет, коридоры, больница… бумажку сунул ему тот врач. На ней не было телефона, только адрес в спешащих каркулях. По дороге Ка заехал в банк и проверил свой счёт. Двадцать две тысячи евро — для его возраста нежирно. Впрочем, у многих и того нет. Времена изменились.
Это оказался адрес очередной адвокатской конторы. Она открылась только в полдвенадцатого, и Ка пришлось ждать в машине. Это насторожило его, а ещё больше его насторожил тот факт, что контора сидела в безликом здании на окраине того района, где ему продали в фольге червя.
— Двести евро, — сказал адвокат и, увидев выражение лица Ка, тут же поправился. — Ладно, давайте пятьдесят.
Он был чем-то похож на продавца. Ка решился и выложил купюру на стол. Адвокат сгрёб её и оставил на её месте визитку.
— Вот. Это врач. Мой знакомый. Он делает срочные операции.
— У меня… — и Ка указал на живот.
Адвокат отгородился ладонью:
— Нет. Пока что это Ваше дело. Когда оно уладится, приходите, я помогу Вам уладить юридический аспект, если он паче чаяния возникнет.
Ка понял. Этот тип не хотел слышать о его преступном намерении жить. Знать — одно дело, а услышать — совсем другое. Надо избегать слов, могущих стать доказательством в суде…
— Сколько?
— Врач скажет.
Опережая сомнение Ка, адвокат быстро добавил:
— Не больше, чем у Вас есть. Не жадничайте. Это надёжнее, чем лечь под нож каких-нибудь канак в Таиланде.
Канак, отметил запретное слово Ка. Ко всему он расист…
— А сколько я Вам ещё должен?
Адвокат подмигнул и осклабился:
— Это в будущем. Вы бегите к врачу, там сочтёмся.
Ка понадобилось полчаса, чтобы принять решение. Адвокат ускользнул от вопроса о цене. Уже сам этот факт автоматически включает тревогу в голове каждого неглупого европейца. И к тому же… воспользуйся Ка этим шансом — и он на всю жизнь отдаст себя в руки неизвестного врача и этого скользкого адвоката. Ка отметил, что последнее его не так уж и волнует, и понял, почему: так или иначе он не собирался оставаться в Европе. Всему свой час. Крысы бегут с тонущего корабля, но Ка никогда не подозревал, что они чувствуют моральное удовлетворение.
Ка ждал в машине, погрузившись в лёгкую, почти приятную меланхолию. Он уже не думал, а просто ждал, пока выбор сделает сам себя. В животе у него тревожно шевельнулся червь, но это уже не смогло напугать Ка. Перед ним забрезжила жизнь и свобода. Мысленно Ка уже покинул Европу и стремительно падал в состояние души, в котором червь и правда мог показаться незваным гостем — от него полагалось избавиться хитростью — или нежданным конкурентом. Можно было без истерики ждать исхода состязания и одновременно прилагать все усилия, чтобы победить.
— Который день? — спросил скрежещущий голос.
— Что? — не понял Ка.
— Вы знаете, когда всё началось?
— Секунду… — Ка посчитал дни от прошлой среды. Неужели та шаурма случилась настолько недавно? — Восемь… считая сегодняшний, восемь дней.
— Нормально. У Вас адрес есть? Приходите завтра с утра.
— А… сегодня нельзя? — уточнил Ка.
— Сегодня уже поздно. Понимаете, Вы не один, а врачу нужен отдых. Вы же не хотите осложнений.
Ка думал было настаивать, но услышал длинный гудок. Потом он выучил адрес и телефон наизусть, десять раз повторил их в уме и сжёг в пепельнице бумажку и визитную карточку. Он решился. Если завтра утром он благополучно доберётся до врача, то позвонит в аэропорт и откажется от билета. А если возникнут проблемы, поездка в Гонконг состоится. Потом можно будет просто остаться там. Ка не сомневался, что и в Китае найдёт работу.
Ночью Ка сидел за компьютером и записывал некоторые мысли о стремлении общества обеспечить наибольшие возможные права всем, кроме обычных законопослушных граждан. В открытое окно влетали крупные ночные бабочки. Одна из них, словно безумная, кружила над стоячей лампой. Наше общество, написал Ка, стремится к защите прав всевозможных меньшинств, как ночное насекомое на свет, и точно так же не желает знать…
Внезапно бабочка ринулась вниз. Ка услышал судорожное биение крыльев о раскалённое стекло, и всё стихло. Ка содрогнулся. Он сказал себе, что бабочка погибла слишком быстро, чтобы страдать, но сам знал, что это не так. Бабочка била крыльями о стекло, умирая в адских муках. Секунду спустя от лампы поднялся сильный запах горелого, непохожий на запах палёного мяса. Это была вонь сгорающего хитина.