Червивая Луна

Гарднер Салли

Моя душа уходит в дырявые подметки моих башмаков. За стеклами диспетчерской появилась знакомая фигура. Это кожаный. Я знаю, что он пришел за мной. Это значит одно из двух: или попался кто-то из троицы дед – мисс Филипс – лунный человек, или же они сбежали, и кожаный нашел лаз.

Пригибаюсь в своей траншее. Коричневый комбинезон, приставленный ко мне, лезет наверх. Замечаю, что на это у него уходит совсем немного времени. Он выступает против использования вентилятора – на Луне якобы нет атмосферы, и флаг не должен развеваться. Отчаянно пытаюсь высвободить дедов плакат, найти завязки, чтобы в нужный момент просто выхватить его. Узел поддается,

и я снова могу дышать. Дед все продумал. Завязка теперь прямо под рукой. Вижу ботинки охранника. Он за мной не следит, хотя наверняка в этом и состоит его работа. Нет, ему слишком интересно, как лебедки тащат спускаемый аппарат на исходную позицию. К ботинкам присоединяется пара начищенных сапог. Поднимаю взгляд на диспетчерскую, но кожаного там уже нет. Вот он, здесь, стоит спиной ко мне. Спрашивает у охранника, не видел ли тот здесь мальчишку лет пятнадцати с разноцветными глазами.

Трепать-колотить. Почти у цели – и так попасться.

– В чем дело? – орет комбинезон на кожаного. – Всем уйти с поверхности Луны!

– Не скрывается ли здесь мальчишка по имени Стандиш Тредвел? Мы обнаружили остатки подземного хода.

Теперь подошел один из рукойводителей.

– Вон отсюда.

– Двое арестованных исчезли, и есть подозрение, – продолжает кожаный, – что пропавший космонавт с ними.

Рукойводитель говорит:

– А здесь вам тогда что надо?

Моя душа поет. Они сбежали.

– Десять минут до готовности, – гремит с крана режиссер.

– Так идите и поищите их, – говорит рукойводитель.

Кажется, он еще и щелкнул пальцами. Как бы там ни было, кожаные сапоги кожаного исчезают.

Не верю, впрочем, что он совсем убрался. И трясусь, как дубовый лист.

Девяносто семь

– Это президент, – говорит подошедший к рукойводителю Навозник. В руке у него телефонная трубка на длинном шнуре.

Рукойводитель берет трубку, вытягивается по стойке «смирно» и отдает салют Родине. Не говорит ни слова, только выбрасывает руку вперед, а потом протягивает трубку охраннику.

– Приказ президента, – объявляет он. – Флаг должен развеваться на ветру.

Подтаскивают вентилятор. Все занимают места. Начинается отсчет.

Я вдруг чувствую, что Гектор где-то рядом.

– Не бойся, Стандиш, – говорит он негромко. – Давай вместе. Как всегда.

– А если они тебя поймают? – спрашиваю я.

Он улыбается.

– Не поймают.

Я и сам знаю.

Девяносто восемь

Блин, и как я, по-вашему, буду отцепляться, когда и охранник, и коричневый комбинезон с меня глаз не спускают?

– Камера! – кричит сверху режиссер.

Весь мир глядит сейчас на нас. На экран выплывает нечеткая картинка лунной поверхности.

Спускаемый аппарат совершает безукоризненную посадку, взрывая серебристый песок. Сжатый воздух пустили еще сильнее, чем раньше, так что получилась небольшая буря. Коричневый комбинезон заворожен этим зрелищем.

Люк спускаемого аппарата отъезжает в сторону, и мы видим космонавта. Он порхает по ступенькам. Ошибка: нога опускается в сантиметре от отпечатка, но этого никто не заметит.

Утвердившись на поверхности обеими ногами, он говорит: «Пусть враги Родины удостоверятся: наша мощь вечна».

Настала пора для прогулки по Луне, которую мы так тщательно репетировали. Я смогу. Я точно смогу. Я уверен в этом с тех пор, как… как призрак Гектора подошел и встал рядом со мной.

Космонавт не то парит, не то шагает. Я прыгаю вверх-вниз, вверх-вниз, наступаю на все метки по очереди.

Должно быть, это и убеждает Навозника и комбинезон, что за мной можно больше не следить. Они прилипли к телеэкрану.

Космонавт разворачивает флаг. Еще один прыжок, и он на месте.

Гектор говорит:

– Пора, Стандиш. Пора.

Тут я и отстегиваю лямки. Тут я и ловлю мгновение.

Девяносто девять

Космонавт, убаюканный ложным чувством невесомости, поворачивается, спотыкается, падает, роняет флаг. Похоже, есть секунд тридцать, пока меня не поймали. Карабкаюсь по ступенькам из траншеи наверх. Плакат уже у меня в руках.

Гектор рядом со мной. Становлюсь перед камерой и расправляю плакат, чтобы дедовы слова было лучше видно. Может быть, их видно даже ему. Хотелось бы верить.

Начинается с одинокого голоса.

На этот горный склон крутойСтупала ль ангела нога?

Потом подхватывают другие. Вскоре голоса всех работников заполняют здание бойни.

И знал ли агнец наш святойЗеленой Англии луга? [1]

Сто

Навозники, кожаный, рукойводители – все они на мгновение окаменели. Это и есть мое мгновение. Не минута, а миг. Но может быть, чтобы повернуть ход истории, одного мига достаточно. Я стою на Луне. Я – камешек. Червивой Луне пришел конец.

1

Уильям Блейк «Новый Иерусалим» (перевод С. Маршака). В начале XX века это стихотворение было положено на музыку Хьюбертом Перри, с тех пор оно часто используется в качестве неофициального гимна Англии (примеч. перев.).

Просыпаются пулеметы. Гильзы брызжут, как метеоры. Хоть бы мир успел меня увидеть. Хоть бы у меня получилось бросить себя в этот кошмар, называемый Родиной. Внутри уродского здания беспорядочно носятся люди. Вижу, что Гектор машет мне – он нашел выход. Подбегает мистер Лаш.

– Вы его видите? – спрашиваю я. – Вон там.

– Кого?

– Гектора.

Мы петляем, пробираемся сквозь обезумевшую толпу. Гектор наконец указывает на дверь. Налегаю на рукоятку, и вот мы снаружи, вышли в рассвет нового дня. Из тумана на нас выплывает седьмой сектор.

Мистер Лаш держит меня, но не знает, что делать дальше.

– Бегите за Гектором, – говорю я и машу в сторону холма. Мы бежим, катимся вниз по склону, бросаемся в траву. Только тут я замечаю кровь. Кровь идет из меня.

– У меня получилось, блин, получилось ведь?

– Да, Стандиш, получилось, – говорит мистер Лаш. – Держись.

Знаю, что дело плохо. И еще мне кажется, что я уже достаточно продержался.

– Стандиш, держись, все будет хорошо.

Его голос доходит до меня как с другой планеты.