Чешские юмористические повести
Шрифт:
Я отослал в редакцию письмо, по тону весьма решительное, требуя оставить меня в покое и не утруждаться транспортированием журнала, который отсылаю им в последний раз.
На следующий день я получил такую депешу:
«Многоуважаемый! Мы были страшно удивлены, обнаружив при разборке утренней почты ваше письмо, в котором вы запрещаете посылать вам журнал в дальнейшем. Верно, вы не обратили внимания на те выгоды, которые сулит „Счастливый очаг“? Поэтому мы позволяем себе послать вам последний номер журнала еще раз в надежде, что вы и в дальнейшем останетесь большим его доброжелателем, ибо одного только уведомления о том, что вы отказываетесь получать журнал, далеко еще не достаточно, чтобы прервать подписку. Вы тоже, без сомнения, пожелаете получить свою долю от тех преимуществ, которые предоставит вам „Счастливый очаг“.
— Браунинг! — взревел я.
Это было мощное смертоносное оружие, но еще более мощным был внутренний голос, призывавший меня к самообороне. Заметьте, когда я готовился совершить убийство в первый раз,— я был почти невменяем. Но теперь я делал это в полном рассудке и твердой памяти. Рассыльного я сразил одним хорошо рассчитанным выстрелом — что ж, я человек горячий! Зато всех прочих, кого только удалось застать в редакции, я перестрелял без всякой злобы, как-то механически, говоря каждой жертве, что лично против нее я ничего не имею.
Мне точно известно: из-за большого числа убитых я не могу апеллировать к милости императора и скоро буду повешен в законном порядке.
Последние дни своей жизни провожу спокойно. Они омрачены только тем, что из тюремной библиотеки мне принесли почитать старую подшивку «Счастливого очага».
Вчера приходил адвокат, уведомивший меня, что мой маленький пасынок Феликс будет вручен в качестве приза одной из бездетных читательниц «Счастливого очага». Ведь журнал продолжает выходить! Насколько мне известно, его главная редакторша спаслась — она залезла в самоварящий агрегат «Нурсо».
Я полеживаю на соломенном тюфяке, вспоминаю былые дни, жену в сумасшедшем доме… Мне хорошо, и я с удовольствием дам себя повесить. Трудно поверить, но я даже рад своей участи. На этом свете меня интересует только одно — кому же достанется в качестве премии замарашка Феликс.
В дополнение к этой трагической истории приведем краткое извлечение из судебной хроники, опубликованной в одной из пражских газет, о казни господина Томаса:
«…Когда осужденного подвели к виселице и помощник палача связал ему ноги, он с циничной ухмылкой произнес следующие слова: „"Счастливый очаг" приносит в семьи счастье!“ — и показал на веревку!»
Таковы были последние слова этого преследуемого мужа, когда-то игравшего выдающуюся роль в чешской национальной жизни.
Э. Басс
ФУТБОЛЬНАЯ КОМАНДА КЛАПЗУБЫ
Перевод Е. Аникст
СПОРТИВНЫЙ КЛУБ
КОМАНДА КЛАПЗУБЫ
В кармане у старика лежало свидетельство от управления Центрального чешского района, что команда Клапзубы зачислена в третью лигу. Ребята очень рассердились, что попали всего лишь в третью, но папаша Клапзуба сказал:
— Все должно идти своим чередом. Даст бог, обставите и «Славию» {37}, но сначала надо до нее дотянуться. Я вас научил всему, что требуется, а теперь сами пробивайтесь. На том и свет стоит.
Ребята еще немного поворчали, затем пошли спать, и только Иржи с Франтиком шептались о том, как они бы перегнали Рацу, забили бы Хане неотразимый гол, как обставили бы Гойера из «Спарты», а Пейру засадили б мяч в самый угол ворот {38}.
Весной начался розыгрыш чемпионата. Команда Клапзубы приехала в Прагу на первый матч с «Атлетическим клубом» Глубочепы {39}. Никто их не знал; люди смеялись над их фамилией, а еще больше над одиннадцатью оторопелыми деревенскими парнями в бараньих шапках, которых впервые привез в город старый дядя с трубкой в зубах. Но, когда клапзубовцы заняли свои места на поле и судья дал свисток, началось светопреставление. Первый тайм закончился со счетом 39:0 в пользу клапзубовцев, а во втором тайме игроки «Атлетического клуба» Глубочепы выступать отказались. Они заявили, что в управлении произошла какая-то ошибка и эта команда вовсе не из третьей лиги. Старый Клапзуба сидел на скамейке, слушал, что вокруг говорят, щурился и посмеивался, передвигал трубку из одного угла рта в другой и сверкал глазами, точно кот. А услыхав, что даже судья считает все это дело каким-то недоразумением и хочет обратиться в управление, старик пошел к своим ребятам, похлопал каждого по спине и отвез домой.
В среду почтальон принес ему большой пакет. В нем было извещение, что по решению районного управления команда Клапзубы переведена во вторую лигу и в воскресенье она выступает против спортивного клуба Вршовицы. Старый Клапзуба хохотал, и вместе с ним хохотали его ребята.
В воскресенье они были во Вршовицах. Зрителей собралась не одна тысяча, потому что по всей Праге разнесся слух о замечательной команде Клапзубы. Старый Клапзуба с трубкой во рту опять уселся на скамейку, подмигнул ребятам — и они выиграли матч со счетом 14:0. Вновь поднялся переполох, и опять пришло письмо, в котором говорилось, что команда Клапзубы переведена в первую лигу. Отступать уже было нельзя. И команда выигрывала у одного клуба за другим: спортивный клуб Крочеглавы проиграл ей со счетом 0:13, «Спарта» Коширже — 0:16, «Спарта» Кладно — 0:11, «Чехия» Карлин — 0:9, спортивный клуб «Нусельский» — 0:12, «Метеор» Прага-VIII — 0:10, «Чешский атлетический футбольный клуб» — 0:8, спортивный клуб Кладно — 0:15, спортивный клуб Вршовицы — 0:7, «Унион» Жижков — 0:4, «Викторка» — 0:6 {40}. В полуфинале они встречались со «Спартой». В эту неделю старый Клапзуба разрешал сыновьям делать только легкие упражнения, усиленно их массировал, а в воскресенье перед матчем произвел в команде перестановку. Через два часа он послал своей жене телеграмму: «„Спарта“ проиграла 0:6, Кадя {41} даже не пикнул!»
В то же воскресенье «Славия» выиграла у команды «Унион» со счетом 3:2, а через неделю она встретилась с клапзубовцами. На Летне {42} была такая давка, что пришлось вызвать войска и перекрыть улицу; остальные состязания были отменены, чтобы все желающие могли увидеть знаменитую команду. Команда приехала в автобусе. Старый Клапзуба сидел рядом с шофером и смотрел на публику. Он отвел своих ребят в раздевалку, подождал, пока они переоденутся, а затем сказал: