Честь Афродиты

Вишневский Владислав Янович

Задумано всё было и просто и сложно одновременно, но опасно, потому что своими действиями «распечатывались» несколько статей УКа РФ. Даже умысел подпадал. Но, как заметили наши новые знакомые со своим командиром Михаилом: «Ничего, рискнём. Надо же кое-кого проучить, в конце концов, на большее у нас сил не хватит, да и не дадут. А так… К тому же, иначе, вам, ребята, живыми из Приморья не выбраться, это, уж поверьте, как пить дать». А домой уже хотелось… домой… Кстати, гильзы я все в ангаре собрал, все до одной, почти целый рюкзак получился. Не большой такой, средний. Как и полагалось, Олегу сдал. А автоматы Николай собрал… Приятная «штучка», приятно вспомнить. Вопрос, кто их чистить будет – интересно.

Жаль ребят. Целая морока, я помню. Даже от девяти выстрелов, а тут, где-то по сто двадцать выстрелов, у кого и больше. А домой и вправду хочется, затянулась командировочка-то, но и с Марго расставаться не хочется, в смысле оставлять её на этого… на Николая.

Вроде всё удачно прошло, без срывов, размышлял Григорий Михайлович Пастухов, сидя в окружении участников прошедшего «спектакля». Спасибо ребятам, руки теперь у нас развязаны, можно и… Надолго ли?

– И что вы думаете делать с вашим начальником дальше, мысли есть? – спросил он у Михаила Трубача, начальника оперативников.

Вся пятёрка расположилась за сдвоенным столом на верхней палубе пассажирского парохода старинной постройки, переоборудованного под плавучую гостиницу. Везде и всё безукоризненно чисто, на столиках белейшие скатерти, официанты в парадной матросской форме, быстрые, ловкие. За столом – Волька, три опера и Григорий Михайлович. Марго и Кола Никола только что в свою редакцию уехали. От обеда отказались, спасибо, сказали, у нас дела, мысленно с вами, и всё такое прочее, мы потом. Накрыт стол солидно, с водкой. Мужчины проголодались, перенервничали, да и дело закончилось, требовалось обмыть. Олег в очередной раз склонился над столом. В руке у него замысловатый графинчик с прозрачной жидкостью…

– Да чего с гнидами делают – давить. – На вопрос Григория Михайловича, пожимает плечами.

– И мне не жалко, – соглашается Николай. – Прогнила система. Давно пора всех к ногтю.

Григорий Михайлович качает головой.

– Может не всех… Вы же не прогнили!

– Мы тоже, – расстроено произносит Михаил, – если на такое уже идём.

– Нет, вы молодцы! Особенно вы, Михаил. Уважаю! Вы Робин Гуды, – пьяненько заявляет Волька. – Вам можно. Такой фейерверк устроили… – Он неожиданно быстро опьянел. Вроде и закусывал. Раньше даже пива не пил, всегда отказывался, а сегодня, в присутствии Николая, ему захотелось казаться старше, внушительнее, солиднее, вот и…

– Вольке хватит, – накрывая рукой рюмку, говорит Григорий Михайлович.

– Почему это? Я трезвый…

– Ты трезвый-трезвый, но тебе хватит. Поверь. Я вижу.

– А почему это ему можно, а мне нельзя? – Волька тычет пальцем в сторону Николая. – Он что, такой особенный. Ему можно, да?

– Ууу…

– Кому-то здесь спать пора… – Не глядя на Вольку произносит Николай. Волька это слышит, воспринимает как убийственную насмешку над собой, взвивается.

– А она тебя не любит, не любит… Ха-ха-ха! Зря стараешься. Ты не в её вкусе, да… Я знаю.

Обед грозил быть испорченным. Зло глядя на Николая, Волька потребовал ещё водки. Начал размахивать руками, но ему вовремя сделалось плохо. Михаил с Олегом его подхватили, доставили в туалетную комнату, провели ряд отрезвляющих манипуляций. «Пациент» вернулся своим ходом, но с мокрым лицом, огнём горящими ушами, расстроенный и потускневший. Сел на место, минуя второе блюдо, сразу уцепился за чашку горячего кофе, умолк.

Тревожно поглядывая на него, оперативники обед продолжили, разговор за столом возобновился.

– Я бы его службе собственной безопасности сдал. Достоин клиент дыбы. – Предложил Олег.

– Нет, отпадает. Полковник отмажется, – возразил Михаил. – Он здесь свой, он среди своих.

– Что ж, мы опять «не заметим»? – зло сверкнул глазами Николай. – Опять будем как ни в чём не бывало

под козырёк брать, да? Я не согласен. За каким хреном я тогда в менты шёл, чтобы такие вот начальнички мной задницу подтирали? Вы слышали, как он нам деньги «какие хотите» предлагал, слышали?

– Коля, Колян, перестань. Успокойся, здесь люди. На нас смотрят.

– Ладно, я успокоился, – заявил Николай, хотя напряжение в голосе осталось. – Я предлагаю: пусть Григорий Михайлович в Москве куда надо документы передаст. Там доходчивее. Да и далеко от Москвы. Может возьмутся.

– Как мне нравится ваш настрой! Как приятно это слышать, дорогие мои, если б вы знали. Конечно возьму, и конечно передам. Даже прокомментирую. У меня есть с кем поговорить…

– Ну вот…

– Спасибо, Григорий Михайлович. Конюшни нужно чистить. Скажите там! Желательно вовремя и часто. Мы уже задыхаемся.

– Это верно, это верно… – Григорий Михайлович задумчиво вращал в руке вилку, потом положил её. – Знаете, друзья, – начал он, – я всё переживал, думал, на нет сошла наша родная милиция вместе с её оперативно-розыскной работой, судами, прокуратурой… Людей уже нормальных совсем не осталось. От того и ушёл на пенсию. Думал, пусть уж без меня. Один в поле не воин. У меня группа была. Последняя. Тоже вроде хорошая, толковая. Хотя, до этого ребята были гораздо лучше… Одни выросли, других не уберёг. Да… Я про ваше время говорю, про перестроечное. Я заметил, деньги и власть постепенно отвратили ребят, отошли они… У одного смотрю дорогая машина появилась, а я-то знаю, над каким делом он работал, у другого дочь уехала за границу учиться, третий в глаза не смотрит, от четвёртого коньяком всё время пахнет, золотые цепочки на шее и на руке появились… От меня начали таиться. Я это всё вижу. Мне непонятно. Хотя, чего там непонятного… Пробовал говорить с ними, а год уже был 94-ый, перестройка вовсю уже, мать её, а мне и отвечают, да брось ты, мол, Михалыч, мораль нам читать, мы этой политграмотой уже вот как наелись, другие времена, другие возможности. Типа отстань. Ну, я подёргался, подёргался и… пошли-ка вы все, думаю, куда подальше, подал заявление, мне его подписали, даже наградили… И если бы не Волька с его сыскным агентством… и Вас бы не узнал.

– Дядь Гриша, это мы вас благодарить должны за то, что с места нас стронули. Нас ведь, как вы понимаете, тоже система засасывает. Ещё как! Мы это чувствуем. В воде плавать и не замочиться нельзя. Хотя мы и сопротивляемся.

– Николай прав, нам трудно, – продолжил Михаил. – Мне особенно. Такая злость порой накатывает, никакой водки не хватит, чтоб заглушить, Но, когда вокруг все свои, я говорю про коллег из уголовки, убойного отдела, линейной, постовой милиции, оперативников, отделов дознания, про суды, про прокурорских, про ДПСников, про всю нашу систему, когда, то один тебе звонит с какой-нибудь личной проблемой, то другой; ты с кем-то связываешься, бумагу какую-то тебе нужно быстро оформить, либо придержать, где-то в задержании спину тебе прикрыть, да мало ли, невольно делаешь шаг в сторону, попадаешь как муха в липкий мёд.

Олег подметил:

– И эти сети, всем позволяют спокойно жить, Григорий Михайлович, да. Мы это видим. Даже как сыр в масле кататься…

– Потому что возникшая – нежелательная! – проблема с тебя системой либо быстро снимается, – с тем же внутренним несогласием продолжил Михаил, – либо разбрасывается по разным «товарищеским» плечам, и ты уже не так нагружен, наоборот. Кажешься себе сильнее, значимее, и начальство не так грозно смотрит, и деньги вроде начинают карман оттягивать…

– Диалектика, дядя Гриша, – бросил реплику Николай, – ты помог знакомому ГАИшнику, тот задержал «подозрительную» машину, подбросил «кому нужно» пакетик, либо ствол… в результате у тебя повышается раскрываемость…