Честь дома каретниковых
Шрифт:
Не обернулось. Такой неприязни Настя и не ожидала. У любимого брата Андрюши, доброго и ласкового мальчика, глаза почему-то стали холодными, губы презрительно искривились. Мария Петровна намеревалась упасть в обморок, но потом замахала руками, закричала:
— Бесстыдница! Своевольница! — и убежала из комнаты.
Но хуже всего повел себя отец. Он только глянул на Костю, глаза стали бешеными, побагровел, стукнул по столу кулаком и так гаркнул: «Вон отсюда, проходимец!» — что Константин мгновенно выскочил за дверь. Настя замешкалась. Ее не так крик этот поразил, как то, что от удара отцового кулака отлетела ножка стола, покатились на пол и разбились вдребезги
— Куда? Настька, запру! Никогда не запирал, а теперь запру, из дому не выйдешь! Нашла жениха, дура!
— Батюшка, больно!
Настя снова рванулась, но Иван Афанасьевич еще сильнее сжал плечо, толкнул ее к другой двери.
— Не гневи, дочка! Иди в свою комнату, там сиди. И выбрось из головы проходимца! Ишь, теперь ему богатой невесты захотелось, девицы невинной…
Настя плохо слышала, что говорил отец. Она убежала к себе и, плача от обиды и боли, все думала: отчего он так? Первый раз увидел Костю, не поговорил, не узнал его и так плохо о нем думает. Может, оттого, что не он ей жениха выбрал? Несколько раз отец намекал — да что намекал, прямо говорил! — о Мите Торопове. И толковый, и красивый, и нравом хороший, и к ней всей душой… Да Митя — это же дружок детства, словно брат. Она его, конечно, любит, но разве может сравниться это чувство с тем огнем, что выжигает ей сердце, лишь стоит подумать о Косте — его глазах, руках, губах у своих губ…
Весь этот день и половину следующего девушка не выходила из своей комнаты даже к столу. Правда, кухарка Матреша никому не стала рассказывать, как вечерком Настя прокралась на кухню, и женщина, тихонько охая, быстренько разогрела ей ужин и покормила. Пополудни в одном из своих самых простых платьев наглухо застегнутом под самым подбородком, сжав решительно губы, Настя прошла через комнаты к выходу. Она думала, кто-то попытается ее остановить. Но лишь Митя Торопов, встретив ее во дворе, молча посторонился.
А еще через день Иван Афанасьевич с Андреем уехали по делам в Саратов. Каретников все же не оставлял надежду приобщить сына к семейному промыслу. Он не был слеп, видел, что парень умен, смышлен, достаточно образован. Только робок, изнежен и ленив. Раздражаясь на сына, отец все-таки вновь и вновь брал его с собой на фабрику, на причал, заставлял смотреть, вникать в дела, разбираться в конторе с бумагами. Мария Петровна каждый раз причитала, Андрей тяготился навязанными заботами, но Каретников не отступал, делал по-своему. Теперь же он впервые взял сына в поездку, и Андрей отправился даже с радостью. Кто знает, думал отец, может, парень не совсем пропащий для дела? Может, войдет во вкус?..
Каретниковы уехали, а на следующий день пропала и Настя. Когда ее хватились, нашли у нее в комнате записку: «Простите, родные матушка и батюшка, и ты, братец Андрюша! Я уезжаю с женихом, данным мне Богом, далеко. Совсем его не зная, вы изгнали его из нашего дома, но не из моего сердца, Я объявлюсь лишь когда мы крепко станем на ноги. И тогда, быть может, вы поймете свою ошибку, простите нас с Константином, примете наших детей — ваших внуков, которые, даст Бог, будут у нас. Батюшка! Не гневись, я взяла самочинно кредитные билеты — они помогут нам на первых порах на новом месте. Пройдет время, и мы вернем их вам с поклоном и благодарностью. А если посчитаете мой поступок бесчестным, пусть это будет все, что составит мое наследство. Не поминайте лихом. Любящая вас дочь Анастасия Каретникова».
Наверное, по возвращении отца Настю стали бы искать. Но случилось иначе — страшно и неожиданно. Через пять дней приехал Андрей и привез гроб с телом отца. Там, в Саратове, Каретников попал под колеса мчащегося экипажа, был забит копытами коней и раздавлен колесами. Так что об убежавшей Насте долго еще не вспоминали.
Глава 4
Начальник полиции чувствовал себя несколько виноватым.
— Отнял у вас время мой племяш, — сказал он, словно извиняясь. — Вот настырный парень.
— История, им рассказанная, необычна. — Петрусенко казался задумчив.
— Трагическая история.
— Особенно трагическая из-за некоторых странных совпадений… Что вы сказали, он ваш племянник, этот молодой человек?
— Сын моего двоюродного брата. Покойного. Матери Дмитрий лишился еще в малолетстве, а когда четырнадцать ему исполнилось, умер мой кузен — его отец. Он был в Вольске земским врачом. Заразился, знаете ли, от своего больного гриппом в тяжелой форме. Да… Состояния не оставил. Вот я и помог мальчонке, устроил к Каретникову. Паренек-то был грамотный, смышленый, быстро выбился в люди. Правда, после смерти Ивана Афанасьевича не поладил с молодым хозяином, с Андреем Ивановичем, ушел от них. Но его тут же фабрикант Рябцов и пригласил к себе работать управляющим.
— Мне он тоже понравился, — сказал Петрусенко. — Толковый, здравомыслящий молодой человек. И в опасениях его есть резоны.
Начальник полиции даже растерялся.
— Викентий Павлович, голубчик, что вы говорите! Какие резоны? Тех, кто правил злосчастным экипажем, мы нашли. Кучер-то в трактир отлучился перекусить, а кто-то угнал коней. Люди видели, как из трактира вывалились двое пьяных парней, полезли на козлы… А как наехали на Ивана Афанасьевича, так через улицу бросили экипаж и удрали, да недалеко. Мы всех свидетелей опросили, вычислили их, арестовали. Осуждены они, уже отбывают наказание. А больше ничего загадочного в этом происшествии нет.
— А письма Анастасии Каретниковой?
— Вот Митька, опять за свое! — теперь уже рассердился полицмейстер. — Уехала девица с женихом — новое ли дело? Хорошо, что пишет письма, не забывает семью. Что ж тут такого?
— А вот Дмитрий ваш заметил кое-что… Письма — два их было за полгода — приходили вскоре после поездок Андрея Каретникова в другие города и как раз из тех самых мест. Из-за этих писем он с молодым, как вы говорите, хозяином поссорился и расстался.
— Ну, не знаю… — развел руками начальник полиции. — Что там можно скрывать?
— Вот мне и захотелось узнать: что? Любезный Устин Петрович, вы не могли бы так устроить, чтоб кто-то меня к Каретниковым ввел, да только не как следователя? Просто как знакомого юриста?
— Это нетрудно. А мы будем только рады, Викентий Павлович, если вы у нас задержитесь.
Петрусенко засмеялся:
— Вот уж натура сыскная! Только домой рвался, а чуть интересным делом повеяло, как тут же стойку готов делать…
Невысокий, крепко сбитый фабрикант Рябцов был неожиданно чисто брит. Викентий Павлович невольно удивился этому, успев уже привыкнуть к окладистым бородам купцов-миллионщиков, генералов, крупных статских чинов. Прием у губернатора был в разгаре. Официальная часть с множеством тостов во здравие «звезды отечественного сыска» окончилась, обстановка сделалась непринужденной. Викентий Павлович вышел в летний сад покурить, тут к нему и подошел Рябцов, представился, крепко пожал руку.